Я собиралась поселить Анжелу в своей старой спальне наверху, но тут мне пришло в голову, что эта комнатка подойдет ей больше. Остаток дня я опустошала кладовку и относила коробки в подвал, где они и должны были на самом деле храниться. Ключ от подвала я нашла на дне банки «Венского кофе», который только что допила. Наверное, я просто высыпала новую пачку в пустую банку, не заметив ключа.
К несчастью, даже аромат кофе от ключа не мог перебить мерзкую вонь, ударившую мне в нос, как только я открыла дверь в подвал. Дыша ртом, я снесла коробки вниз, аккуратно поставила их на пол и включила свет. Внизу стены казались изъеденными, повсюду синели большие пятна плесени. Выше пузырилась мокрая бумага. Сейчас все выглядело гораздо хуже, чем когда я спускалась сюда последний раз. Там, где сырость доползла до самого верха, потолок выгнулся и провис. Похоже, в любую минуту может провалиться кухонный пол.
Я бросилась наверх, схватила «Желтые страницы» и позвонила в первую попавшуюся компанию по гидроизоляции. Там мне пообещали приехать утром и все осмотреть. Я была так довольна собой, что хотела позвонить маме – пусть похвалит меня. Но тут подумала, что, если позвоню ей и скажу, что устранила сырость, она непременно спросит: почему же я не знала об этой сырости и почему ты так долго ничего с ней не делала?
Я ворчала на Томми, что он вечно тормозит, но сама умудрилась провозиться весь вечер, готовя комнату для Анжелы. Кроме покупки цветов, их расстановки и стирки голубого покрывала на кровать, я освободила шкаф для одежды, нашла ворсистый прикроватный коврик, убедилась, что настольная лампа работает, и разобрала несколько полок для книг. Когда я наконец оглядела комнату, она показалась мне очень уютной. Я включила радиатор, чтобы, когда Анжела приедет, в комнате было тепло, и пошла наверх, отскребать ванную. Когда пробило полночь, я все еще торчала наверху, переставляла мебель в запасной спальне, служившей мне кабинетом, и ломала голову, не получится ли из нее симпатичная комната, чтобы смотреть телевизор. Я не замечала гниющих подоконников, текущего радиатора и крошащегося карниза. Хватит с меня, я ведь позвонила насчет сырости, правда ведь? Рухнув на кровать, я написала на самоклейке «ПОЗВОНИТЬ КЭТ» и прилепила ее к будильнику.
Но в результате все мои заботы об Анжеле оказались напрасной тратой времени. Ей не понадобилось ничего из того, что я приготовила. Она привезла совсем мало одежды. Почти все ее вещи сгорели, так что ей не нужно много места в шкафу. Анжела не читала в кровати, а когда я упомянула книжные полки, она смутилась, и меня осенило, что, может, она вообще не читает. Когда же я спросила ее, нужен ли ей письменный стол – она рассмеялась. Зачем ей письменный стол? Она больше не делает уроки.
Да, и еще у нас возникли сложности с едой. Утром я предавалась роскошествам – выжала апельсиновый сок, сварила кофе и принесла круассаны. Анжела не обратила на них внимания и приготовила себе чай, насыпая горы сахара в каждую новую чашку. А вечером она принесла рыбу с картофелем фри, уселась за кухонный стол и, развернув газету, поедала все прямо на ней. Запах распространился по всему дому, но когда я попыталась убедить Анжелу, что такая пища вредна для здоровья, она рассмеялась и сказала:
– Вы ведь тоже хотите, правда? Вы просто завидуете. Нет ничего лучше рыбы с картошкой.
Я заткнулась, потому что, конечно же, она была абсолютно права.
Но я взяла за правило есть по вечерам дома, вместе с ней, хотя ели мы совершенно разное. Анжела делала вид, будто все в порядке, но я-то видела, что она нервничает. Два первых вечера мы избегали разговоров о пожаре и Фреде, но на третий вечер, вытряхивая кетчуп на треску с картошкой, она вдруг разрыдалась. Ее всхлипывания совпали с долгожданным появлением кетчупа. Он хлынул из бутылки мерзким булькающим потоком и забрызгал липкими, похожими на кровь каплями ее бюстгальтер, обтянутый девственно-белой футболкой.
– Фреда бесило, когда он не мог его вытряхнуть. Он никогда не понимал, почему нельзя делать кетчуп, который легко выливается.
Я попыталась представить себе покорного, прыщавого Фреда, которого бесит кетчуп, и не смогла. Но ничего не сказала – может, Анжела наконец даст волю своим страданиям.
– Кто мог его убить? Фред был таким добрым, тихим мальчиком. Откровенно говоря, Ли, это одна из причин, почему мы расстались. Он милый, да, но с ним скучно. Я бросила его. Когда я сказала ему, что все кончено, знаете, что он сделал? Заплакал. А теперь он умер. Из-за меня.
– Вы не виноваты, Анжела, поверьте. Не вините себя. Правда. Вы же не просили его приходить к вам в канун Нового года, верно?
– Нет, – всхлипнула она. – Нет, не просила. Но я не удивилась. Он всегда приходил. Он не мог смириться с тем, что между нами все кончено.
– Полагаю, ему было трудно это сделать. Он ревновал к вашему новому другу?
– Новому другу? – Она как-то странно на меня посмотрела.
– Скотту. Вы рассказывали мне о нем в машине, помните?
– Ах да, наверное, он расстроился из-за Скотта. Знаете, что думает полиция? Они считают, что кто-то охотился за мной, а не за Фредом. Они спрашивали меня, не ссорилась ли я с кем-нибудь. Есть ли у меня враги? Ли, вы тоже думаете, что кто-то хотел убить меня, а вместо этого убил Фреда? Как вы думаете, они попробуют снова? Ворвутся сюда? Например, сегодня ночью?
Было ужасно слышать от нее это. Подумать только, она сидела за моим кухонным столом с окровавленной грудью. Я знала, что это кетчуп, но он выглядел так убедительно. Как в кино.
– Ну, здесь мы как за каменной стеной. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал уверенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110