Почему меня не пускают домой? Что значит «обработать»?
– Ищут ДНК, – весело сообщила Норин. – Они хотят знать все обо всех, кто бывал в доме.
– Но они ведут себя так, будто я подозреваемая.
– Ну, в их глазах ты и есть подозреваемая. Они не имеют права никого сбрасывать со счетов, пока не докажут, что этого человека там не было. Что у него алиби. Ведь ты запросто могла прилететь из Франции рейсом пораньше, сгонять домой, поджечь летний домик, а потом вернуться в Паддингтон и поймать такси.
Я потрясенно уставилась на Норин:
– Но Томми подтвердил бы, что я ничего такого не делала.
– Он ненадежный свидетель. Он тебя любит и прикроет тебя, соврет, что ты вернулась из Франции вместе с ним. И кто докажет, что не ты наняла убийцу? Твоему инспектору придется принять все это во внимание. Полагаю, ты сейчас ломаешь голову, откуда такая старая клюшка, как я, знает подобные вещи. Лучший друг отца Томми, Пит, был детективом, как твой Макс Остин. Однажды он рассказал мне, что в начале каждого дела подозревает абсолютно всех, пока у него не находится веской причины не делать этого.
– Он не мой Макс Остин, – ответила я сердито.
– Однажды Пит провел меня через каждую стадию дела, которое расследовал. Думаю, ему не стоило этого делать. Они не должны говорить о своей работе, но все же говорят. Сказать по правде, он, кажется, в меня влюбился, а это был верный способ привлечь мое внимание. Макс Остин будет стремиться узнать все обо всех, кто был в доме, в саду или рядом с ним во время преступления. Их допросят, вот увидишь. Появятся сотни свидетелей со всевозможными историями.
– Как вы думаете, он работает и над делом Астрид Маккензи?
– Нет, он может расследовать только одно дело, но наверняка получит сведения из СРУМВД…
– Из чего?
– Системы по расследованию убийств Министерства внутренних дел, – пояснила Норин. Она разважничалась и оживилась. Ей было приятно показать свою осведомленность. – Он сядет за компьютер и по перекрестным ссылкам выяснит все подробности. Хотя, возможно, сейчас делают по-другому. В наши дни все так быстро меняется…
Я извинилась, сказав, что мне пора, чмокнула ее в макушку и сбежала. Стоит Норин пуститься в рассуждения о полиции при Тони Блэре, и ее не остановишь. Я скоро вернусь, произнесла я одними губами по пути к двери и почувствовала угрызения совести: я так ее растормошила, а ведь она должна отдыхать после операции.
Без полицейской машины, которой все уступали дорогу, мне потребовалось несколько часов, чтобы вернуться к Томми. А его даже не было, чтобы встретить меня успокаивающей тарелкой супа. Мне стало до отвращения жалко себя. Я, шатаясь, поднялась наверх в поисках обезболивающего – голова раскалывалась. Цитрата калия в аптечке больше не было. Может, я вообще это придумала. В восемь я забралась в постель и разрыдалась. Из-за Норин и, что удивительно – ведь я едва его знала – бедняги Фреда. Почему-то мысль о его смерти погрузила меня в глубочайшую печаль.
Я знала, что рано или поздно это случится. Правда, я так устала, что надеялась легко соскользнуть в долгий целебный сон. Я закрыла глаза и почти задремала, но тут весь кошмар последних суток всплыл на поверхность сознания. С одной стороны, я не совсем бодрствовала, а с другой – отлично понимала, что не засну, пока не прокручу в голове ужасные подробности пожара. Меня там не было, так что я не знала, насколько они точны, поэтому воображение стало рисовать, как все могло происходить.
Я увидела, как Фред сворачивает с Бленхейм-кресчент в переулок, останавливается, ищет по карманам сигареты. Я увидела, как он сует сигарету в рот, наклоняет голову, чиркает спичкой и прикрывает ее от ветра сложенными лодочкой руками. Потом бросает спичку в кусты.
Тут я придержала полет фантазии. Начался ли пожар тогда и поглотил его? Нет, он еще не дошел до летнего домика, а ведь именно там нашли тело.
Шторы были задернуты. Он постучал в дверь и, не дождавшись ответа, отпер ее своим ключом. Войдя, он прилег на кровать и стал ждать Анжелу. Он устал. Может, мучило похмелье. Он уснул.
Далее шел кусок, в котором я совсем не была уверена. Либо он закурил еще одну сигарету и забыл ее потушить, либо кто-то открыл дверь и бросил внутрь горящий факел.
Фред проснулся, вскочил на ноги и увидел стену огня. Она доходила ему до колен и росла. В панике он совершил смертельную ошибку – открыл дверь и попытался перепрыгнуть через языки пламени. В комнату ворвался воздух, огонь разгорелся сильнее, и его джинсы мгновенно вспыхнули. Он сдернул с кровати одеяло, обернул им ноги и сбил пламя. Правда, теперь он в ловушке. Впереди бушевал огонь, и чтобы спастись, ему надо было буквально пробиться сквозь него. За спиной – кирпичная кладка, образующая заднюю стену летнего домика. Занялось одеяло. Под ногами пылал ковер. Сквозь дым ничего не было видно. Он не мог дышать. Он не мог позвать на помощь.
Он не мог выжить.
Это был самый жуткий кошмар, который я видела в жизни, а ведь я даже не спала.
ГЛАВА 11
Вернуться домой мне разрешили через два дня. Какое счастье! Я никак не могла обжиться у Томми. Первый день после визита к Норин я провела, съежившись под одеялом. Думаю, меня мучили запоздалые последствия стресса. На следующее утро я была вынуждена снова приехать в участок и отвечать на очередные вопросы – по-моему, такие же, как мне уже задавали.
У кого был доступ в дом? У кого были ключи? Ждала ли я кого-нибудь? Кто и в какие комнаты мог входить? Кто мог находиться там, когда начался пожар? Кажется, я становлюсь параноиком. А вдруг я давала ключи кому-то еще и забыла?
Если бы меня прямо спросили, бывали в моей спальне мужчины, кроме Томми, или нет, я бы, конечно, сказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110