Он берет салфетку и вытирает полоску, оставленную вином, с моей губы. Я вздрагиваю.
– Без усов вы намного лучше… – Приблизившись, он наклоняется ко мне: – Расскажите о себе, Клео.
– You first…
Когда он не в отъезде, то живет в Нью– Йорке, между Мэдисон– авеню и Пятой авеню. С малых лет влюблен в современное искусство, с тех пор как дедушка подарил ему игру – огромные кубы, которые, если поставить их в правильном порядке, образовывали слово «LOVE». Кубы поставили возле их загородного дома в Мартас– Виньярд. И запретили на них залезать. Он лишился игрушки, зато открыл для себя Индиану. А также приобрел страсть, которая более его не покидала. Второй страстью стала музыка.
– Вот так. Когда я не пою, я охочусь за произведениями искусства, которые намерен присоединить к своей коллекции. Похоже на одержимость Дон Жуана с его женщинами.
Интересно, он что, специально об этом заговорил? Протягивает мне руку помощи? Улыбка. Тысяча мелких морщинок в уголках глаз. Две ямочки.
– К несчастью, Клео, я так мало бываю дома, что даже не могу их повесить. – Смеется. – Мне недавно удалось– таки повесить картину Флейвина, которая находится у меня уже полгода. О'кей, я сэкономил на лампах! Одному Богу известно, сколько придется ждать бедному Бехлеру до того, как я найду для него место. Если только не оставлю его здесь, в студии… – Наклоняет бутылку. – Еще вина?
Я не успеваю отказаться – он уже наполнил мой бокал. Развеселившийся, будто ему только что удалась шутка, Ральф берет меня за руку. У него удивительно миниатюрные ладони, слишком маленькие для такого широкоплечего мужчины, но мягкие и теплые… Настоящие руки Дон Жуана.
– А вы? What about you?
Вздрагиваю от неожиданности. Убираю руку, подношу к глазам и поглаживаю ресницы. Потом естественным жестом снова помещаю ее под его ладонь.
– Папа был фотографом. Мама не работала, так как он постоянно был в разъездах, и она его сопровождала.
Я неисправима. Меня просят рассказать о себе, а я говорю о папе. Удастся ли мне когда– нибудь от этого избавиться?
– Галерея… Муж считает, что она нужна мне для развлечения, но… Это – мой единственный способ существования. И возможность избавиться от моей фамилии.
– Change it! Возьмите фамилию мужа…
Я думала об этом.
– О нет! В издательском деле Марк так же известен, как мой отец – в фотографии. Иными словами, я нахожусь между Сциллой и Харибдой.
– Anyway! You're doing a pretty good job! Tell me… – Поглаживает подбородок. Легкая небритость вполне соответствует персонажу, которого он олицетворяет. – Кстати, по поводу Бехлера, что заставило вас изменить решение?
– Мне захотелось снова вас увидеть.
Удивленная собственным признанием, я молчу. Он наклоняется через стол:
– Вы счастливы, Клео?
Что на это ответишь? Наверное, не очень, иначе меня бы здесь не было. Но мне очень приятно в его компании. Ральф встает, подавая мне руку.
– Пойдемте. Выпьем по чашечке кофе у меня дома.
Теперь о студии: когда Ральф бывает в Париже, он живет в квартире, представляющей собой нечто вроде «минималистского объекта» в сотню квадратных метров на последнем этаже дома на улице Турнель. Наружная застекленная дверь выходит на балкончик, висящий между двумя крышами, крошечный, но с паркетом из тикового дерева, подушками, гамаком, даже фонтанчиком, покрытым мхом.
В то время как он готовит кофе, я для приличия осматриваюсь. Узнаю маленького кузнечика Жермена Ришье, рисунок Венэ и еще один, Кальдера.
– А! Любуетесь моими покупками?
Он передо мной, я чувствую сильный запах арабики и чего– то пикантно– сладкого, теплого, неуловимого. Это, должно быть, его запах. Аромат сгущается, когда он касается губами моего виска. «Аби руж»?
– Пойдем на балкон?
Садится на подушки, потягивается, словно кошка на солнышке. Улыбается. Нажимает кнопку пульта. «Размышления» из оперы «Таис». Целует внутреннюю часть моего запястья. Я вздрагиваю. Как дурочка, трясусь от страха. Подмышки становятся влажными, немного кружится голова. Когда он, ничего не говоря, заключает меня в объятия и начинает поглаживать мне грудь, мозг паникует: на свету будет заметен проклятый целлюлит и то, что белье не подобрано в комплекте. Я не умею пользоваться презервативом. Но он так нежен, что ему удается справиться с моей робостью.
В то время как он на пике блаженства, я ничего не чувствую. Думаю о Марке. И плачу.
– Клео, Клео, Клео… Что мы делаем? You're so sweet…
Тронутая его тоном, таким искренним, я прижимаюсь к нему. Проводя пальцем по каждой черточке моего лица, Ральф спрашивает:
– Это впервые?
Я понимаю, что он хочет поговорить о Марке. И не решаюсь признаться из страха показаться смешной, что я в этом деле новичок.
– Будем считать, что это в первый раз…
Не придав значения нюансу, – возможно, он просто не поверил, – Ральф натягивает на нас хлопчатобумажное покрывало.
– У вас есть немного времени, чтобы побыть со мной?
Я улыбаюсь. Мне нравится, что он спрашивает меня об этом и продолжает называть на вы. Не то, что во всяких мелодрамах, где герои, стоит им переспать, сразу переходят на ты. Обняв Ральфа, положив голову ему на грудь, в запахах секса и «Аби руж», я засыпаю. В сказочной неге.
Сплю недолго. Жаль. Едва осмеливаюсь сделать движение, чтобы посмотреть на часы. Ральф переворачивается, и я, воспользовавшись этим, встаю.
– Клео?
– Мне нужно в ванную комнату.
– Чистые полотенца висят над ванной.
Открываю кран до отказа. Теплые струи воды пробуждают мое тело от бесчувственности. Понемногу начинаю осознавать абсурдность ситуации. Я беру на себя инициативу, приглашаю на завтрак мужчину, которого рассматриваю как возможного любовника чисто в экспериментальных целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36