– Дашь знать, как он себя чувствует.
Сара положила трубку. Сквозь тревогу и страхи за брата острой иглой пробилась мысль: неужели этой ночью на ее место в постели уляжется Эллисон?
Самолет летел сквозь бесконечный день, оставив ночь где-то далеко позади, в другом мире. Погружаясь в дрему, Сара каждый раз видела перед собой лицо Марка, но дотянуться до него не могла – оно парило на недосягаемой высоте. Сара тянула руки, пытаясь коснуться его, но оно растворялось в небесной голубизне, как мираж, когда к нему подходишь ближе. Приземлиться они должны ранним вечером; Сара погрузилась в расчеты, определяя, сколько времени потребуется на то, чтобы забросить домой вещи и добраться до клиники.
Воздух в Лос-Анджелесе был свежим, прохладным и бодрящим. Этот город умеет приветить своих жителей, возвращавшихся из дальних странствий, размышляла Сара, гоня к клинике, опустив в машине все стекла, радуясь тому, что она дома, вдалеке от Парижа и Энтони, повторяя как молитву одну фразу: с Марком будет все в порядке. Несмотря на путаницу в часовых поясах, на перепады высот, странное ощущение невесомости, которое они порождали, мыслила Сара четко и логично.
Было почти семь вечера, когда она вошла в палату, где лежал брат. Собственно, не лежал, а сидел, поедая ужин и глядя на телеэкран. В палате он был один, что являлось хорошим признаком: значит, Клэр и Роджер Нортоны не настолько беспокоились за здоровье сына, чтобы остаться с ним на ночь.
– Эй, – нежно позвала брата Сара, целуя его в свободную от бинтов щеку, – я же тебе говорила, что эти гонщики на «порше» – просто сумасшедшие.
– Вот уж нет. Это дороги у нас сумасшедшие. – Марк улыбнулся, но не глазами. – Ты могла бы и не приезжать, хотя я очень рад тебя видеть.
Сара села к нему на кровать. Гипс сковывал ногу Марка до самого бедра.
– Как ты? Нормально? – спросила она.
– Да, вообще-то в порядке, но в голове еще сумбур – как только начинаю засыпать, перед глазами сразу встает тот поворот. И знаешь, я не могу вспомнить ни одного звука. Такое впечатление, что весь мир вдруг онемел. Я и понятия не имел – ну, сразу после аварии, что и где у меня повреждено. Лицо все в крови, ничего не соображаю, успел лишь подумать: «Вот оно, сейчас-то ты и умрешь».
Сара поняла, что родителям Марк этого не рассказывал. Да и как можно сказать отцу и матери о том, что ты умирал, что тебя охватил холодный ужас и почудилось, будто смерть уже подошла вплотную? Есть какая-то черта, за которой разговоры на эту тему становятся исключительным правом родителей, и переступать эту черту просто не хочется.
В эти дни Роджер Нортон больше обычного стоял у окна, следя за плывущими по небу облаками. Походка у него изменилась, замедлилась, излюбленной темой разговора стало течение времени – когда он не вспоминал свой «кадиллак», по которому очень скучал. Клэр суетилась вокруг мужа, следила за тем, чтобы он не забывал позавтракать, готовила его любимые блюда и размышляла о том, как будут со стороны выглядеть ее и Роджера похороны. Сара с Марком в своих беседах старательно обходили эту тему, но мать знала, что у брата с сестрой одинаковое отношение к этим вопросам. Дети предпочитали ни с кем не делиться своими страхами; ни сын, ни дочь не согласились бы с утверждением, что судьбу не предугадаешь, что смерть может залететь в распахнутое окно, как порыв ветра.
– Что же на самом деле произошло? – Сара сосредоточенно смотрела на правую половину его лица и даже мысленно не хотела представить то, что было скрыто бинтами.
– У меня была слишком большая скорость – обычное искушение человека, сидящего за рулем «порше». Я не вписался в поворот. Так что ты ошиблась насчет того, что я не успел перестроиться. Все дело было в лишней скорости. Я ДОЛЖЕН был успеть. Тогда бы не оказался в больничной палате и по-прежнему оставался бы владельцем «порше».
Вот тут-то Сарины слезы прорвались наконец наружу.
– Да, – сказала она, – наверное, мне тоже нужно было перестроиться, перейти в другой ряд. Еще месяц назад. Господи, Марк, этого не должно было с тобой случиться. Ты же мой брат, мой защитник. Ты не должен страдать от боли – никогда!
Она упала ему на грудь, слезы, хлынув из глаз, скатывались на его больничный халат, пахший антисептикой.
– Сара, я в полном порядке. – Марк провел рукой по ее волосам.
– Я знаю. Это просто… все так сразу…
– Все, ха. То есть Энтони?
– Отчасти. Ну… главным образом, Но если тебе так… – конец фразы вылетел у нее из головы, плечи содрогались от рыданий.
– Эй, – Марк сжал ее лицо в ладонях, глядя Саре в глаза. – Мне всегда казалось, что ты в состоянии справиться с любым парнем. Вот уже не думал, что кому-то удастся одержать над тобой верх.
– Знаешь, я тоже считала, что у тебя не может быть проблем с машинами, что ты впишешься в любой поворот. Может, здесь и зарыта собака? Мы привыкли переоценивать свои силы.
Марк молчал. Голова сестры покоилась у него на груди. Сара слушала биение его сердца и возносила в душе беззвучную молитву, благодаря Бога за то, что он не дал ему смолкнуть в яростном всплеске металла и стекла.
– Сара, – начал он, – я зарабатываю на жизнь, пытаясь ставить под свой контроль различные жизненные ситуации, те проблемы, с которыми ко мне приходят люди, споры в суде, то, что я называю контролем. И это у меня получается. Тебе тоже всегда удавалось контролировать свои отношения с окружающими – ты никогда не сомневалась, что твоя рука сверху, что последнее слово за тобой. Опасность для нас с тобой заключается в том, что мы чересчур уверовали в себя, а в таком случае совершенно неизбежно случается что-то – для восстановления утерянного равновесия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108