– Мне – не кажется. – Стефания погладила широкую грудь и, опуская руку, снова задела член. – А если так кажется тебе, попробуй высвободиться.
Берни машинально дернулся.
Выглядевшие поначалу такими непрочными ленты чувствительно врезались в кожу.
– Ну, хорошо, я не буду сопротивляться. – Он улыбнулся. – Ты довольна?
– Ты и не можешь сопротивляться, дорогой. – Стефания наклонилась и поцеловала юношу в плечо. Сейчас, когда на ней были высокие японские колодки, а он стоял босиком, они сделались почти одного роста. – Ты можешь только принимать меня такой, какая я есть. Тебе нравится быть голым в моем присутствии?
– Да. Это возбуждает.
– Меня тоже. Немного.
С этими словами она отошла от него и присела на диван, на подлокотнике которого стоял ее недопитый бокал мартини.
Берни закрыл глаза и представил все это как бы со стороны.
Полностью одетая девушка задумчиво потягивает на уютном диване свой любимый напиток, а обнаженный для ее удовольствия юноша сладострастно корчится на столбе.
Он почувствовал, как у него сам собой поднимается член.
Остановить его или сделать что-либо другое было невозможно.
Сейчас она могла и хотела видеть все. Стефания закурила.
Кажется, он впервые заметил, что она курит. Это было красиво.
Отставив бокал, Стефания порывисто поднялась. Берни решил, что она подойдет к нему и будет истязать ласками, однако девушка прошла мимо. Она распахнула окно.
Вместе с шумом машин в комнату ворвался холодный воздух с улицы.
Юноша вздрогнул. Кожа моментально покрылось мурашками.
Стефания вернулась на диван.
Ей как будто доставляло удовольствие видеть, что он страдает.
Да, он страдал, но, с другой стороны, возбуждение его росло, а вытянувшийся почти вдоль живота ствол плоти трепетал он невыносимого напряжения.
Сознание своей наготы, холод и взгляд девушки давали удивительный эффект.
Он молчал. Он уже знал, что возражать или советовать бесполезно. Из одушевленного человека, может быть, даже любимого, он превратился для нее в сексуальный объект. Она хотела его просто использовать.
Они оба, не сговариваясь, понимали, что она имеет на это право.
Из соседней комнаты доносилась музыка.
По-прежнему пахло съеденными китайскими кушаньями, однако холодный сквозняк уже побеждал все прочие запахи.
– Закрой окно, – сказал он.
Она среагировала не сразу. Только когда кончилась сигарета.
Она тоже замерзла.
Лишние звуки стихли. Стало слышно, как шелестит ее шелковое кимоно.
Она обошла вокруг столба, выставив левую руку и оглаживая ладонью обнаженное тело.
– Жаль, что я не могу перевязать тебя лицом к столбу. Он невольно напряг ягодицы.
Она зажала в пальцах ствол члена. Одним рывком стянула крайнюю плоть и потрогала ноготком раздутое сердечко.
– Согрей меня.
Она присела на корточки и стала дышать на живот, на бедра, на подтянутую мошонку.
– Ртом…
Она не слышала его.
Она встала и вышла, но скоро вернулась, неся в руках стеклянную банку в форме бочонка. Он узнал банку.
Это был мед, который они накануне купили в каком-то универмаге вместе с Эстер. Эстер уверяла, что мед оказывает очень хорошее воздействие на сон.
Она открыла крышку.
Мед стоял со вчерашнего дня в холодильнике и поэтому потерял всякий запах.
Обмакнув в банку указательный палец, она обмазала сначала левый сосок юноши.
Он почему-то подумал, что теперь настало время пчел. Где-то он читал о подобной пытке.
Единственной пчелой была она. Но она не жалила. Она наклонилась к его взволнованно поднимающейся груди и с упоением слизывала мед.
Потом она зачерпнула из банки всей пригоршней и размазала мед по его животу. В пупке собралась целая капля.
Мед очень медленно стекал вниз на бедра.
Она поставила банку на пол и осторожно стряхнула с плеч кимоно, боясь его испачкать.
Голая прижалась к юноше.
Тела их слиплись.
Член, зажатый крепким лобком девушки, болел.
Потом она со стоном отлипла от него и снова приникла, только уже спиной.
Что-то бормоча себе под нос, наклонилась вперед.
Он смотрел на ее красивую длинную спину, плавно переходящую в широкий круп с ямочками.
Рукой из-за спины она торопливо вставила изнывающее древко в жаркое влагалище.
Он не верил в то, что это возможно. А когда поверил, она уже соскользнула с влажного насеста и опустилась на корточки, снова лицом к нему.
Прямо из банки капнула на кончик члена.
Капля обогнула ствол и потянулась к полу, но она успела перехватить ее языком. И обняла губами тугую головку.
Просто подержала ее в мягком колечке и отпустила.
Стала слизывать и сцеловывать липкий мед.
Берни наклонил голову.
Стефания смотрела на него снизу вверх, и из уголков ее широко открытых глаз катились две слезинки. Берни молчал.
То, что делала девушка, было изумительно. Прекрасно. Восхитительно. Это никоим образом не вязалось с тем, как принято оценивать подобные ласки – порнография, извращение, пошлость…
Когда минет делает красивая девушка, очень красивая, потрясающе красивая, для которой это не обязанность, а наслаждение, тогда это зрелище воспринимается даже со стороны как истинное искусство, вызывающее отнюдь не только физическое возбуждение, но и восхищение, желание смотреть еще и еще, следить, как мягко приоткрываются ее губы, как нежно всасывает она в себя гладкий ствол, как помогает себе маленьким язычком, как тугая труба скользит взад-вперед в едва сдерживаемом ритме, как девушка выпускает ее и закусывает сбоку, чтобы затем снова принять в самое горло, роняя горькие слезки радости.
Сегодня вечером Стефания явно решила помучить Берни.
Юноша молчал, и она по каким-то внутренним ощущениям, внятным только ей, понимала, когда в глубинах его тела начинается та самая волна, которая потом выплескивается наружу густой белой струей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103