Женщины, пекущиеся о постоянстве в интимной жизни и знающие цену настоящему мужчине, а не ищущие сиюминутного удовольствия в объятиях кого попало, наивно полагая, что тем самым отсрочат наступление неизбежной дряхлости, предпочитают именно такой тип.
У господина Лемингтона была законная жена, вторая по счету и не родившая ему ни одного ребенка, но с полным правом играющая на Рождество роль доброй бабушки.
Именно ее присутствие в доме и накладывало на отношения между Аделой и Венсом столь необходимые для поддержания взаимного интереса ограничения. Не будь госпожи Лемингтон, которую по забавному совпадению тоже звали Нелл – только не от Элинор, а от Хелен, – привязанность к маленькой Аделе вполне могла бы подвигнуть Венса на решительные действия, целью которых было бы привязать девушку к себе пусть даже официальными узами.
Хелен была младше супруга всего на три года.
О существовании Аделы она не догадывалась, а знала. Поскольку Венс не умел и не хотел ни из чего делать тайн в силу завидной привычки всегда ощущать себя на коне благодаря хотя бы все тем же финансовым средствам. Хелен же тонко чувствовала, что для нее идти на принцип и рвать с мужем отношения – далеко не лучший выход. Компромисс ее вполне устраивал. Мужа она никогда по-настоящему не любила, а женская гордость – ну, с этим уж она как-нибудь справится сама.
Утренний звонок Аделе мог означать только то, что Венс хочет ее сегодня же видеть. Просто так он никогда ее не беспокоил.
А может быть, не хотел беспокоиться сам, потому что об увлечениях девушки, к которым следовало отнести ее участие в работе «Мотылька», он был осведомлен и втайне переживал, негодуя по поводу легкомыслия возлюбленной, легкомыслия, которое, с другой стороны, всякий раз, когда он об этом думал, наполняло его страстным трепетом желания, поскольку оно являлось в понимании Венса неотъемлемой частью ее детского характера.
В свою очередь свободное поведение девушки давало ему самому повод относиться к ней соответствующим образом и предъявлять такие требования, на какие он никогда бы не отважился, будь она просто соблазнительной киской двадцати двух лет.
А «киска» тем временем с удовольствием принимала теплый душ, смывая остатки забытого сна, от которого осталось только общее приятное впечатление.
Адела мечтала о такой ванной, которую ей довелось видеть в некоторых нью-йоркских домах: со стеклянным окном во всю стену, отчего у купающейся возникало ощущение, будто она находится не в помещении, а вовсе даже на улице, на балконе. При этом можно было видеть жизнь города и вздрагивать от щекотливого предчувствия, что и за тобой именно сейчас могут откуда-нибудь наблюдать в бинокль, хотя эта возможность практически равнялась нулю, поскольку подобные ванные комнаты планировались таким образом, чтобы окно либо выходило на незастроенные районы города, либо чтобы все близлежащие дома были значительно ниже его уровня.
Плескаться голышом в пенной воде на высоте в несколько сотен метров над раскаленным асфальтом и видеть вокруг на многие километры – что может быть более потрясающим для юной девушки, сознающей, что она способна соблазнить случайного наблюдателя, будь то юноша, старик, женщина, ребенок или беспризорная собака! Существуют вещи, понятные всем…
Накинув халатик, Адела вышла в гостиную завтракать. С момента пробуждения прошло полчаса. Скоро Венс должен был позвонить во второй раз.
Бывший дом господина Кросса, ныне всецело принадлежащий Аделе, стоял на северной оконечности Лонг-Айленда, почти на берегу Ист-Ривер. Супруги Лемингтоны жили в Куинсе, однако девушка, исходя из своего опыта, могла предположить, что если Венс захочет ее увидеть, то наверняка пригласит в замечательное имение в двухстах километрах от Нью-Йорка, на востоке того же Лонг-Айленда.
Служанка, женщина сорока с небольшим лет, по имени Люсинда, работавшая здесь еще при старом хозяине и единственная, кого Адела оставила на постоянном содержании, отказавшись ото всей прочей прислуги, накрыла на стол в уютной кухне, которую девушка предпочитала для завтрака специально предназначенной для этого столовой на втором этаже, куда в былые времена еду подавали при помощи особого механизма в стене.
Пока Адела аппетитно жевала поджаренные хлебцы, слизывая с губ вишневое варенье – не то желе, что продается в магазинах, а настоящее, домашнее, – в кухню снова вошла Люсинда и передала девушке черную трубку радиотелефона.
– Здравствуй, малыш, – сказал приятный мужской голос лет на тридцать моложе своего обладателя. – С легким паром.
– Венс, я соскучилась по тебе. Почему ты не звонишь?
– Я звоню, малыш.
– Только сейчас. А почему не вчера? Я так хотела тебя услышать!
– А увидеть?
– Ты меня приглашаешь?
– Конечно. Если я заеду за тобой через полтора часа?
– Через два.
– Хорошо. На всю ночь.
– Не обещаю.
– Почему? – В голосе прозвучали нотки досады.
– Тогда мне еще нужно будет успеть отменить кое-какие важные встречи на завтра.
Адела проводила взглядом спину Люсинды и просунула ладонь под халатик. Кожа на животе почти высохла.
– Ты уж постарайся, малыш.
– А куда мы поедем? К тебе на фазенду?
– Надеюсь, ты не против?
– Совсем нет. Я хочу быть с тобой. Приезжай скорей. Она нажала на кнопку и разъединила линию. Адела была не из тех девушек, которые любят часами болтать по телефону, даже если это ей нравилось. Она умела казаться сдержанной.
В гостиной она поставила диск Криса Pea, наполнив пространство гулкой мелодией, поддерживаемой хрипловатым голосом.
Сбросив халат и оставшись в одних трусиках, Адела принялась исследовать содержимое платяного шкафа на предмет того, во что бы ей одеться для поездки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103