Иди-ка сюда и посмотри на это.
Человек, чье имя было названо, немедленно встал из-за стола и прошел
во внутренний кабинет, стуча каблуками по бетонному полу. Он был массивен
и широкоплеч, в дорогом коричневом костюме, безукоризненно белой рубашке,
с черным галстуком. У него было округлое, мясистое лицо всеми любимого
дядюшки, человека, который обычно рассказывает сказки на ночь.
Стены кабинета были увешаны картами, разрисованными красными
стрелками и кружочками. Некоторые стрелки были соскоблены, нарисованы
вновь и нарисованы по-другому, а многие из кружочков были перечеркнуты
гневными штрихами. На большом столе лежали еще карты вместе со стопками
бумаг, положенных на подпись. Рядом стоял маленький железный открытый
ящик, а в нем удобно располагались ванночки с акварелями и кисти конского
волоса разных размеров. Человек подтянул стул с жесткой спинкой к
мольберту, стоявшему в углу комнаты без окон, а на мольберте в процессе
работы была картина: акварельное изображение белого сельского домика, за
которым поднимались розовевшие зазубренные горные вершины. На полу у ног
художника были другие картины домиков и сельских пейзажей, все они были
брошены незаконченными.
- Здесь вот. Вот тут. Видишь его? - на художнике были очки, и он
постучал кистью по намазанной тени у края сельского домика.
- Я вижу... тень, - ответил Мартин.
- В тени. Вот там! - он снова постучал, пожестче. - Вглядись поближе.
Он схватил рисунок, испачкавшись в краске, и сунул его в лицо
Мартина.
Мартин судорожно глотнул. Он видел тень, и больше ничего. Но, похоже,
от его видения зависело многое, и нужно было относиться к этому осторожно.
- Да, - ответил он, - мне кажется... я действительно вижу.
- А-а, - сказал, улыбаясь другой. - А-а, так вот он где! - Он говорил
по-немецки с густым, можно даже сказать, неуклюжим австрийским акцентом.
- Волк! Вот здесь, в тени! - Он показал деревянным концом кисти в
темный округлый мазок, в котором Мартин не мог различить ничего. - Волк в
засаде. И смотри сюда! - Он вынул другой рисунок, плохого исполнения,
извилистого темного речного потока. - Видишь его? За скалой?
- Да, мой фюрер, - сказал Мартин Борман, уставившись на скалу и
одну-две ломаных черточки.
- А тут, вот здесь! - Гитлер показал третий рисунок, изображавший
лужайку с белыми эдельвейсами. Он показал своим выпачканным красками
пальцем на два темных пятна посреди освещенных солнцем цветов. - Глаза
волка! Видишь, он подкрадывается ближе! Знаешь, что это означает, верно?
Мартин замялся, потом медленно покачал головой.
- Волк - это мой счастливый символ! - сказал Гитлер, не скрывая
возбуждения. - Об этом же известно всем! И вот - в моих рисунках
появляется волк по своей воле. Нужно ли более ясное предзнаменование, чем
это?
Ах, вот оно что, подумал секретарь Гитлера. Теперь мы окунулись во
тьму толкований знаков и символов.
- Я - волк, разве тебе не понятно? - Гитлер снял очки, в которых его
видели редко, только круг приближенных, с треском сложил их и запихнул в
кожаный планшет. - В этом предзнаменование будущего. Моего будущего, - его
загоревшиеся глаза мигнули, - будущего Рейха, конечно, должен был я
сказать. Это всего лишь очередной раз говорит о том, что я уже знаю
наверняка.
Мартин молча ждал, уставившись на рисунок с сельским домиком -
бесталанная и неряшливая мазня.
- Мы намерены раздавить славян и загнать их назад в их крысиные норы,
- продолжал Гитлер, - Ленинград, Москва, Сталинград, Курск... названия на
карте, - он снял карту, оставляя на ней красные отпечатки пальцев, и
презрительно сбросил ее со стола. - Фридрих Великий никогда не думал о
поражениях. Никогда о них не думал. У него были преданные генералы, это
да. У него были люди, которые подчинялись приказам. Никогда в жизни я не
видел такого своевольного неподчинения! Если они недовольны мною, почему
бы им просто не приставить пистолет к моему виску?
Мартин ничего не сказал. Щеки Гитлера стали розоветь, а в глазах
появились желтизна и влага - плохой признак.
- Я сказал, что мне нужны большие по мощности танки, - продолжал
фюрер, - и ты знаешь, что я услышал в ответ? Да, более мощные танки
сжигают больше горючего. Но что такое вся Россия, как не огромный бассейн
бензина? Однако мои офицеры в ужасе пятятся от славян и отказываются
воевать за жизнь Германии. На что мы можем надеяться в войне со славянами
без горючего? Не говоря уже о воздушных налетах, уничтожающих
подшипниковые заводы. Ты знаешь, что они говорят на это? Мой фюрер - они
всегда говорят "мой фюрер" таким голосом, от которого тошнит, как будто ты
съел слишком много сладкого, - нашим зенитным орудиям нужно больше
снарядов. Нашим тягачам, которые возят зенитные орудия, нужно больше
горючего. Видишь, как работает их ум? - Он опять мигнул, и Мартин увидел,
что они снова понимают друг друга, как будто зажегся холодный свет. - О,
да. Ты был с нами на совещании в тот полдень, так ведь?
- Да, мой... Да, - ответил он, - вчера в полдень, - он глянул на
карманные часы: уже почти час тридцать.
Гитлер с отсутствующим видом кивнул. На нем был шитый халат
кашмирской шерсти, подарок Муссолини, и кожаные тапочки, и они с Борманом
были одни в административном крыле берлинской штаб-квартиры. Он
засмотрелся на свою работу - домики, составленные из неуверенных штрихов,
пейзажи с неправильной перспективой - и воткнул кисть в чашку с водой,
глядя, как расплывается краска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34