"
Вчера он прогулял, а завтра - в пятницу, 25 мая, - у старшеклассников
был последний день учебы. Пытка выпускными экзаменами осталась позади, и
он закончит школу вместе с остальным классом, если сдаст задание по труду.
Значит, на сегодня он, может быть, должен превратиться в пай-мальчика и
сходить в школу, как от него ждут, или, по крайней мере, заглянуть туда -
узнать, что делается. Может, Танк, Бобби Клэй Клеммонс или еще кто захочет
свалить куда-нибудь порычать моторами, а может, надо вправить мозги
кому-нибудь из сволочных мексикашек. Если так, он будет счастлив пойти им
навстречу, честное слово.
Светло-серые глаза мальчика за завесой дыма сузились. Когда он вот
так смотрел на Инферно сверху вниз, ему становилось тревожно, он
чувствовал злость и нервозность, словно у него зудела болячка, которую
невозможно почесать. Он решил, что причина в том, как много в Инферно
улочек-тупиков. Кобре-роуд, которая пересекалась с Республиканской и
убегала на запад вдоль текущей по дну оврага Змеиной реки, тянулась еще
почти на восемь миль, и опять мимо свидетельств очередных неудач: медного
рудника, ранчо Престона и еще нескольких старых, бьющихся, как рыба об
лед, ферм. Набирающий силу солнечный свет не делал Инферно симпатичнее, он
лишь обнаруживал все рубцы и шрамы. Выжженный пыльный город умирал, и Коди
Локетт понимал, что на будущий год к этому времени здесь уже никого не
останется. Инферно ожидает запустение и забвение - многие дома уже
лишились своих обитателей, которые собрали вещички и отправились на поиски
лучшей доли.
С севера на юг, деля Инферно на восточную и западную части, шла
Трэвис-стрит. Восточная почти сплошь состояла из деревянных домиков,
краска на которых не держалась и которые в середине лета превращались в
пыточные печи. В западной части города, где жили владельцы магазинчиков и
"сливки общества", преобладали дома из белого камня и кирпича-сырца, а во
дворах кое-где пускали ростки дикие цветы. Но и отсюда жители быстро
убирались: каждую неделю еще кто-нибудь сворачивал дела, а среди чахлых
бутонов расцветали объявления "ПРОДАЕТСЯ". В северном конце Трэвис-стрит,
на другой стороне заросшего повиликой паркинга, стояло двухэтажное
общежитие из красного кирпича с закрытыми металлическими листами окнами
первого этажа. Дом этот был построен в конце пятидесятых, в годы
городского расцвета, но теперь превратился в лабиринт пустых комнат и
коридоров, которые заняли и превратили в свою крепость "Отщепенцы" -
команда, где верховодил Коди Локетт. Если на территории Отщепенцев после
захода солнца ловили кого-нибудь из "Эль Куэбра де Каскабель" - "Гремучих
змей", шайки подростков - мексиканцев - он или она становился их добычей.
А территорией Отщепенцев было все к северу от моста через Змеиную реку.
Так и должно было быть. Коди знал, что мексиканцы затопчут кого
угодно, дай только волю. Они перехватят твою работу и деньги, да при этом
еще и наплюют тебе же в рожу. А значит, они должны знать свое место и
получать по рогам, если переступят границы. Вот что день за днем, год за
годом вбивал Коди в голову его папаша. "Эти моченые, - говорил отец Коди,
- что псы, которым надо то и дело давать пинка - пусть знают, кто хозяин."
Но иногда Коди притормаживал, задумывался - и тогда не понимал, какой
от мексиканцев вред. Они сидели без работы, так же, как все остальные.
Однако, отец Коди говорил, что медный рудник погубили мексиканцы. Что они
пачкают все, к чему прикоснутся. Что они погубили штат Техас и не
успокоятся, пока не погубят всю страну. "Еще немного, и они начнут трахать
белых женщин прямо на улицах, - предостерегал Локетт-старший. - Напинать
им по первое число, пусть попробуют на вкус пылищу!"
Иногда Коди этому верил, иногда - нет. Это зависело от его
настроения. Дела в Инферно обстояли плохо, и парнишка понимал: у него
самого в душе тоже неладно. "Может, легче дать под зад коленом мексиканцу,
чем позволить себе слишком много думать", - рассуждал он. Все равно, все
это уварилось до задачи не пускать Гремучек в Инферно после захода солнца
- эта обязанность перешла к Коди от шести предыдущих президентов
Отщепенцев.
Коди встал и распрямился. Солнце освещало его кудрявые русые волосы,
коротко подстриженные на висках и лохматые на макушке. В левом ухе висела
сережка - маленький серебряный череп. Юноша отбрасывал длинную косую тень,
росту в нем было шесть футов. Долговязый и крепкий, он казался
недружелюбным, как ржавая колючая проволока. Лицо парнишки складывалось из
жестких углов и рубцов, мягкость отсутствовала начисто - острый нос,
острый подбородок и даже густые светлые брови сердито щетинились. Он мог
переиграть в гляделки гремучую змею и поспорить в беге с зайцем, а ходил
широким шагом, словно хотел перемахнуть границы Инферно.
Пятого марта ему исполнилось восемнадцать, и он понятия не имел, что
делать с остатком своей жизни. Думать о будущем мальчик избегал. Мир за
пределами недели, считая с воскресенья, когда он закончит школу вместе с
прочими шестьюдесятью тремя старшеклассниками, представлялся
нагромождением теней. Пойти в колледж не позволяли отметки, а на
техническую школу не хватало денег. Старик пропивал все, что зарабатывал в
пекарне, и большую часть того, что Коди приносил домой со станции
"Тексако". Но Коди знал, что заливка бензина и возня с машинами от него
никуда не уйдут, если ему самому не надоест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27