К тому же оставался открыт вопрос с Андоррой. Насколько он помнил, эта была такая маленькая страна, что там все друг друга должны знать и по утрам здороваться.
Он вставлял ключ в дверь, когда за спиной его раздался скрип двери и чистый на этот раз женский голос сказал:
– Владимир Павлович, вы сейчас не заняты?
Платонов напрягся – откуда она знает его имя и отчество, в прошлый раз он ей их не называл – и медленно повернулся:
– Занят.
– Жаль, – Анастасия улыбалась, стоя на пороге своей квартиры, – а я хотела вас чаем напоить…
– В другой раз. А откуда вы знаете, как меня зовут?
– Так не на Луне живем все-таки, – рассмеялась она. – Мне консьержка сказала, очень смешно у нее получается – Влядимирь Палич. – Анастасия очень похоже передразнила киргизку. – А то все-таки давайте «Эрл Грей» с эклерами, я такие потрясающие свежие эклеры купила, а?
Платонов никак не мог решить, что же все-таки пересиливает – раздражение на ее восторженность или очарование от зеленых глаз.
– Ну, не будьте букой, – продолжила уговаривать его Анастасия, – вы же не ход мировой истории меняете, а остальные дела могут и подождать. А то я себя чувствую в неоплатном долгу: вы меня, можно сказать, от смерти спасли, а я вас даже ничем не угостила.
Вот так Палыч, сам не заметив каким образом, вместо того чтобы исследовать свою шкатулку, оказался на кухне Настиной квартиры.

Глава 6

Чай действительно был отменным.
– А что вы сюда добавляете? – вежливо поинтересовался Платонов. – С эклерами все понятно, а вот с чаем нет.
– Мяту и чуть-чуть душицы.
Про мяту Владимир Павлович слышал, а последнее слово было ему практически незнакомо. Да и вопрос он задал скорее для политеса, представить себя покупающим специально какую-то траву, затем как-то ее заваривающим? Он улыбнулся.
– Что вас рассмешило? – Анастасия обиженно глянула на него.
– Представил себя, заваривающим чай, – отмахнулся Платонов.
– И что? – не отставала она.
– Это невозможно…
– Почему?
«Вот зануда», – подумал про себя Палыч.
– Я не умею, – он опять улыбнулся.
– А я… – она вдруг понизила голос до шепота, – не умею жарить картошку. Только никому об этом не говорите, пожалуйста.
Надо было искать новую тему для разговора, и Платонов осмотрелся вокруг в поисках предмета. На холодильнике лежал небольшой томик – или детектив, или стихи.
– У вас в прошлый раз книга была в руках, – начал он. – Когда я вам соду приносил.
– Какая?
– Дэн Браун «Код да Винчи».
– Ах, эта, – она поморщилась.
– Не любите детективы?
– Очень люблю, не люблю продажность…
– О чем это вы? – не понял Владимир Павлович.
– Там столько ненависти к христианству и католичеству в частности, что хочется спросить автора, не одеты ли американские президенты на тех купюрах, что он получает в чалму? Да и в раскрутку этой галиматьи вложено немало денег – такая реклама даром не делается.
– Вы кто? Критик, издатель или в рекламе работаете? – спросил оторопевший Платонов.
– Вообще-то я – бывшая актриса, – засмеялась она. – А вот бывший муж занимался рекламой и издательским бизнесом, поэтому кое-что я в этом понимаю.
Владимир Павлович отметил про себя дважды произнесенное слово «бывший», но ничего уточнять не стал. Анастасия внезапно подняла руку и показала пальцами знак, которым во всем мире показывают «двойку». Но Платонов не понял:
– Что означает эта буква «в»? – спросил он. – В годы моей юности она символизировала победу.
– Среди моих орденов и нашивок за ранение еще два со словом «бывший».
Положительно с ней нельзя было разговаривать, она все замечала.
– Бывшая Жанна Д’Арк и бывшая прима-балерина «Метрополитен опера»? – спросил Владимир Павлович и смутился.
Он хотел сказать комплимент, а получилось неуклюже: она же актриса – вдруг играла Жанну Д’Арк или танцевала в Большом.
– Бывшая мать и бывшая жительница Барвихи, – она горько усмехнулась. – Барвиха-то, Бог с ней, а вот к сыну меня теперь не подпустят.
– В чем-то провинились?
Беседа начала приобретать «несветский» характер, что пугало и радовало одновременно.
– Застала мужа с секретаршей… – она смешно сморщила нос. – А в качестве отступного получила эту квартиру. У них теперь такая мода появилась – трахать секретарш. То есть раньше они тоже себе в этом не отказывали, но теперь это стало повальным и нескрываемым занятием. А у жены выбор: хочешь – терпи его выходки, не хочешь – пошла вон.
– У кого это у них? – Платонов действительно не понял.
– У богатых и влиятельных сукиных сынов, – жестко ответила Анастасия и тут же сменила тему: – Еще чаю?
– Я, пожалуй, пойду, – поднялся Владимир Павлович. Встал, а глаза опустил. – Дела, знаете.
А когда поднял, то увидел, что она, закусив губу, смотрит в стену. Бежать, срочно бежать…
– А вы чем занимаетесь в свободное от душицы и эклеров время? Расскажите мне что-нибудь…
Он остановился на пороге кухни: ни при каких раскладах нельзя обижать детей, стариков и животных.
– Я в цирке работаю, – пробурчал он.
– Дрессировщиком? Слезы вроде бы исчезли.
– Дрессировщиком, – согласился Платонов. – Пальто дрессирую, куртки, шубы. Иногда попадаются довольно опасные экземпляры.
Она несколько секунд испуганно смотрела на Владимира Павловича, потом до нее наконец дошло:
– А они вас не кусают?
– Бывает, но не так, как люди…
Он вернулся к столу, опять сел на свое место. Лучший способ отвлечь человека от жалости к себе – заставить его пожалеть другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12