Как-то уж он насобирал 51 миллион долларов, в народном представительстве сидючи. При зарплате тамошних законодателей весьма скромной, которая и сотой части его состояния за пять депутатских лет не покрыла бы.
Ну, вытащили его на комиссию соответствующую. Откуда, спрашивают, деньги-то? А он, глазом не моргнув: в лотерею, говорит, играл успешно.
Комиссия вариант проверила — не получается. В списках тех счастливцев, что главные — по миллиону и более — призы брали, нашего парламентария нигде не оказалось. Он тогда подумал и уточнил: а я, говорит, по маленькой выигрывал. Там сотню, там тыщонку, а там, глядишь, и две. Стоп, они говорят, так это ж сколько раз надо было так-то выигрывать? А он еще раз подумал, что-то там в уме посчитал и доложил: всего-то 24 000 раз. (До сих пор голову ломаю, почему он именно к этой цифири пришел.)
И никакая скорая помощь тут же не приехала. Никто ее не вызывал по этому случаю. Скорее всего, потому что прав был великий американский писатель Марк Твен насчет того, что «депутат» и «идиот», в общем-то, синонимы. В комиссии той парламентской кто сидел-то, не тот же самый человеческий материал, что ли?
Нет, братцы, это вот правило золотое — чтобы непременно брать при казне или даже просто у власти сидючи — никто не отменял и не собирается. И история против такой отмены возражает, и сама этих людишек при власти биология. Это как нам с вами не дышать.
Да вот ведь еще и Борис Годунов с лихоимством бороться пробовал. Штрафы навешивал, порол виноватых до бессознательности. Ну и что? Брать так и брали, но уже с большей выдумкой: при христосовании на Пасху знающий человек, по делу ходатайствующий, должному чиновнику вместе с яичком в руку положенное и всовывал…
И Петр Алексеевич Великий проблемой той — неразрешимой, как мы уж установили — мучился немало. Даже раз генерал-прокурору своему, Ягужинскому, приказал: «Пиши-ка ты, Пашка, именной указ, что ежели кто украдет настолько, что веревку купить можно, на оной веревке и вздернут будет.» Радикально так подошел, как великому реформатору и полагалось.
На что генерал-прокурор Ягужинский улыбнулся горько и понимающе (сам-то ведь из каковских был?) и сказал с упреком мягким: «Государь, да ты, никак, императором без подданных желаешь быть?» Правильно, между прочим, сказал. Конечно, не то, чтобы вообще без подданных, но уж без тех, что для службы государственной пригодны — это наверняка.
Но Петр— то наш Великий и к зеркалу вполне обратиться бы мог. Не на предмет того, что сам брал, а на предмет того, что реформами своими берущим пособил от души. Жалованье-то он установил в канцеляриях своих -но главным чинам да членам коллегий. Для прочих же ввел «акциденции», чтобы тем кормились, что челобитчик добровольно дать пожелает. И вот это для меня лично просто поразительно.
Ведь и окно в Европу рубанул, и ногою твердой стал при море, да и вообще Россию-мать на уши поставил, а настолько ума иметь, чтобы представить себе смиренного человечка при власти, который ДОБРОВОЛЬНЫМ подношением удовольствуется — это, ей-богу, просто ни в какие ворота.
Да и потомки Петровы в этом плане не лучше мыслили. В конце восемнадцатого столетия такая в Зимнем дворце теория родилась, что ежели людишек при власти менять регулярно, так биология проявиться, может, и не поспеет. А посему и наказано было, чтобы воевод на месте более двух лет не держать. Но оговорка одна была сделана. Буде-де граждане сами любимого воеводу и дальше захотят, по такой народной челобитной может Сам-Питербурх его и дальше на прежнем посту сохранить.
И тут уж, как срок тому или другому воеводе выходил, так в столицу челобитные и свозились — мешками. Ибо ни один воевода настолько-то идиотом не был, чтобы народной любви дожидаться, а народу кнутом да пыткой и намекал, что проявить хоть на бумаге таковую любовь было бы хорошо. Что граждане понимали отлично и ждать себя ни разу не заставили.
А ежели тут какой иностранный читатель, особливо из англоязычных, ухмыльнется торжествующе и процедит, что на Руси оно испокон веку так водилось, то можно его носом презрительно сморщенным и в англосаксонскую историю ткнуть.
Да вот хотя бы то взять, какое изобретение английские-то чиновники в Бенгалии удумали, в том же восемнадцатом веке. За взятки и подношения соответственные (и, как пишут, огромные) они власть местную вручали местным же людишкам из тех, что побогаче. Эти набобы (так, между прочим, и назывались) тут же за дело брались, подрасторговывали быстренько направо и налево соответствующую провинцию — и прогорали, что очередная финансовая проверка (британская, понятное дело) и показывала. Ну, а растратчика по строгим британским законам (это ж вам не Россия) полагалось смещать — а тут тебе в дверях с положенным звенящим мешочком стоял уже следующий кандидат. Ну и, как вы понимаете, так далее и тому подобное. По славно налаженному кругу.
Да и в прежние-то века в той же самой Англии оно не намного лучше было. Тогда, во времена темного средневековья, право монету чеканить принадлежало не только королю, но и знати (каковой в гордой Британии всегда водилось превеликое множество). И вот как-то порешил Генрих I, тогдашний король, дело это разок проконтролировать, да и собрал к себе во дворец всех этих финансистов на предмет проверки качества монеты — полновесна ли, да и не подмешано ли какого по ГОСТу неполагающегося металлу.
И так он эту проверку построил, что тем, кто чистоту монеты своей доказать не мог, тут же правую руку и рубили напрочь. Так вот, летописец-современник и сообщает не без смущения, что на тот период в Англии встретить вельможу при обеих хватательных конечностях было никак невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146