Убедившись в беспомощности просто слова, они прибегли к действию.
Свершив акт в Кейтонсвиле, они вновь терпеливо дождались ареста. Как рецидивистов "мирничества", суд приговорил их к шести годам заключения. И тогда они демонстративно скрылись. Бег и подполье, за которыми следила пробуждающаяся Америка, продолжались четыре месяца для Дэна (для Фила лишь две недели). А потом новый этап - борьба из-за тюремной решетки.
Гуверовский вздор они отвергли с презрением.
"Мы не заговорщики, не бомбисты и не похитители. В принципе и на практике мы отвергаем подобные действия..." Причиной обвинения в заговоре послужила их оппозиция вьетнамской войне, подчеркнули они. Они защищаются не из страха, им важно, чтобы об их взглядах узнали как можно шире. Их защита стремительно перерастает в гневное обвинение: "На деле именно правительство занималось похищением людей в гигантских масштабах насильственной депортацией миллионов вьетнамцев, а также камбоджийцев и лаотян из их старинных поселений; отторжением американских юношей от их семей... и отправкой за границу, где им грозит смерть или увечья.
Именно правительство не просто вступило в заговор, но и с помощью взрывчатки повергло в руины три страны: Вьетнам, Лаос и Камбоджу, обрушило на головы беззащитных напалм и осколочные бомбы, уничтожило их леса и рисовые поля. И если преступления против человечества действительно нас волнуют, судить надо официальных лиц из правительства США".
Но были и бомбисты в американских городах. "Уэзермены" ("метеорологи") - так они себя называли. Строчка из Боба Дилана объясняет почему:
"Нам не нужно быть "метеорологом", чтобы знать, куда дует ветер..."
Джейн Альперт признается, что имела связь с "метеорологами".
Что они бомбили? Банки, армейские центры - то, что символизировало Систему - капитал и войну. Пострадала ли от этого Система? Нет, конечно. Строят в Америке надежно. Обломки и осколки мгновенно убирались. Взорванные витрины застеклялись без промедления. Кровь стирали. Но это была кровь случайных людей, невинная кровь, и она падала на головы тех, кто столь неразборчиво прибегал к крайней мере. Их легко было поставить вне общества, а заодно выставить в качестве насильников, террористов и убийц всех, кто выступал против капитала и воины.
"Уэзермены" кричали о революции и общество настраивали против любых перемен. Вот, мол, к чему приводят либеральная вседозволенность и левые идеи. И вывод: "Души левых, пока они не взорвали все к чертовой матери!"
"Революция с бомбой" провоцировала разгул реакции.
Из своего подполья Дэниел Берриган написал открытое письмо "уэзерменам". Сочувствуя их изначальным целям, он хотел остановить их динамит. "Я очень боюсь американского насилия... Я, можно сказать, не боюсь - по личному опыту - насилия со стороны Вьетнонга или "черных пантер". Я даже сомневаюсь, насколько правомерно употреблять это слово в данном случае. Их действия диктуются нависшей над ними угрозой уничтожения, их толкнули на линию самообороны. Чего не скажешь о нас, о нашей истории".
В выводе его звучит предостережение: "История движения в последние годы показывает, с какой неотвратимостью и легкостью насилие совращает, превращаясь из средства в самоцель". И он добавляет фразу замечательную: "Ни один принцип не стоит жертвоприношения в одну человеческую жизнь".
В памяти сразу же отзывается: и "высшая гармония" не стоит...слезинки хотя бы "одного только... замученного ребенка".
Я не знаю, прямое ли это эхо Достоевского, очень может быть. Или, как всякое выстраданное человеческое откровение, святая мысль, явившаяся русскому гению из XIX века, рождалась не единожды. Так или иначе, перед нами еще один обращенный, еще одна безнадежно болеющая гуманизмом душа католический священник, в шуме и ярости американского хаоса сражающийся за справедливость.
"Уэзермены" были бесы - вновь воспользуемся этим словом. Но попробуем понять и их. Что их бесило?
Трагический накал и очевидная неразрешимость американских парадоксов.
Великий прогресс, приводящий к надругательству над человеком и природой и к духовному оскудению массы. Фантастическое богатство, оборотной стороной которого стало оскорбительное неравенство и доведенный до белого каления расизм. Демократия, выливающаяся в политическое шоу и сочетающаяся с неприкрытым диктатом денежного мешка и полицейским террором в гетто. Провал того, что традиционно называют "Американской мечтой", исторического обещания, данного обществом личности, - в тот самый момент, когда технология, казалось, доказала свою способность творить чудеса.
Бесчеловечность Системы. Социологи с тревогой отмечают нарастающее отчуждение и прогрессирующую дегуманизацию общественной жизни (подобно тому как прогрессирует рак). Люди ощущают, что климат становится все более жестоким - отдельный человек может все меньше, а человеческая жизнь стоит все дешевле. Война во Вьетнаме стала кульминацией. Неизвестно как начавшаяся, неизвестно зачем длящаяся, она тем не менее требовала ежедневных жертвоприношений кровью, и люди были так же беспомощны перед этой стихией, как доисторическое человечество перед капризами своих жестоких и своевольных богов.
Больше всего их бесило бессилие. Непробиваемость власти, которая бестрепетно подавляла (или надежно поглощала) протест. Равнодушие "молчаливого большинства", для которого ежечасная борьба за собственное благополучие и врожденные предрассудки застили глаза. Равнодушие в ущерб себе, равнодушие, равное соучастию в преступлении. В итоге, несмотря на безотлагательную необходимость перемен, остро, до боли и крика ощущаемую молодыми, в обществе либо ничего не менялось, либо чем больше менялось, тем больше все оставалось по-прежнему.
1 2 3 4 5 6 7