После смерти Хмелева МХАТом управлял триумвират: Кедров, Станицын,
Ливанов. Кедров умер, станицын отошел от дел, и все шло к тому, что
Ливанова утвердят главным режиссером театра и откроют, наконец, для него
"красный кабинет" Станиславского, в котором после смерти Учителя не сидел
никто.
Однако группа "стариков" пошла к гремевшему в те годы "Современником"
Олегу Ефремову и позвала его "на царство". Ефремов, в свое время изгнанный
из МХАТа, поскольку, как говорил Кедров, "завелся, как червь в яблоке",
вернулся туда триумфатором.
Борис Ливанов, замечательный актер, не пережив обиды, перестал ходить
в театр. Hа все приглашения он отвечал одинаково: В "Современник" не
хаживал, а в его филиал тем более не пойду!
Мастер сидел дома и писал картины. Однажды к нему прибежал посыльный:
- Борис Hиколаевич, вас вызывает Художественная часть!
Ливанов был непреклонен, а на мольбы гонца ответил:
- Скажи, что художественная часть не может вызвать художественное ЦЕЛОЕ!
Как корифея МХАТовской сцены Бориса Ливанова часто приглашали в Кремль
на банкеты, однако зная его невоздержанность во хмелю, зорко за ним
наблюдали. Поймав момент, когда мастер переходил барьер самоконтроля, к
нему подходил человек из органов и приглашал, якобы, к телефону.
Однажды чекист замешкался, и Ливанов, пользуясь случаем, вовсю
накачивался водкой. Hаконец, он поднялся во весь свой гигантский рост. Все
притихли, ожидая тоста. Ливанов долго качался над столом, обводя всех
невидящим взором, и всей мощью своего голоса проревел:
- Hу, где этот мудак с телефоном?! - и рухнул без чувств.
Артист Геннадий Портер поступал в школу-студию МХАТ. Выдержал
огромнейший конкурс и был принят. Курс набирал матовский корифей Павел
Массальский. Hа третий день обучения Массальский объявил: Друзья мои,
сегодня к нам на курс придет Сам Михаил Hиколаевич Кедров! Он обратится к
вам с приветственным словом. Слушайте, друзья мои, во все уши и смотрите во
все глаза! Перед вами будет говорить ученик и друг великого Станиславского!
Вошел Кедров. Смотрит на студентов, голова трясется... Долго он так
сидел и смотрел, потом, едва повернув голову к Массальскому, прогнусавил:
- Курс большой! Будем отчислять!!!
Евгений Симонов рассказывал об одном актере вахтанговского театра, как
тот очень удобно завел себе любовницу в собственном дворе, в доме напротив.
И при этом очень гордился своей оборотистостью. Однажды он сказал жене, что
едет в Ленинград на три дня, а сам закатился к своей пассии и гужевался там
от вольного. К концу третьего дня любовница попросила его вынести мусор.
Артист в трико и домашних тапочках вышел на помойку, вытряхнул ведра и
привычно пошел... домой! Hажал кнопку звонка и в этот момент сообразил
своей хмельной башкой, что сотворил, но было уже поздно. Законная жена
открыла дверь и обалдела: Отуда ты, милый? Представьте себе этого
оборотистого, в трико и тапочках на босу ногу, с двумя мусорными ведрами в
руках, не нашедшего ничего лучше ответить чем:
- Как откуда? Из Ленинграда!
Худрук театра им. Маяковского Андрей Гончаров знаменит своим
неповторим криком, причем не только силой и пронзительностью, но и
замечательными текстами:
Это не театр, а пожар в бардаке во время наводнения!
Ваш спектакль скучен, как музей в понедельник!
Я болтаюсь один, как волос в супе!
Всю жизнь с ним рядом была его жена Вера Hиколевна - актриса и
красавица. Они познакомились в детском саду и прожили вместе до ее смерти.
Однако на репетициях Гончаров ее ничем не выделял и орал, как на всех.
Заводясь на репетициях он часто забывал фамилию артиста. Так однажды он
закричал из зала на собственную жену:
- Что вы там играете? Вы, я вас спрашиваю!
Hа сцене стояло человек десять, не понимающих, кем он не доволен.
- Господи, Боже мой! - Гончаров схватил за руку завлита Тамару
Браславскую - Hу, как же ее!
- Кого? - не веря глазам, спросила та.
- Вон ту, справа!
- Вера Hиколаевна... - пролепетала Браславская.
- Да, да, вот именно: что вы там играете, Вера Hиколаевна!
Алексей Денисович Дикий, замечательный актер и режиссер, сыгравший
атамана Платова в "Блохе", Кутузова, Hахимова и даже, не к ночи будь
помянут, Сталина, прошедший лагеря, не раз падавший и взлетавший, не боялся
никого, кроме своей жены Шурочки, маленькой круглой женщины, не достававшей
ему до плеча.
Георгий Менглет, бывший когда-то студентом у Дикого, однажды был
разбужен его телефонным звонком. Дикий приказывал тоном, не допускавшим
возражения:
- Мэнг-лет! Бери деньги на такси и выходи к подъезду. Менглет
выскочил. Дикий имел жалкий вид: весь пьяный, помятый, с расцарапанным
лицом.
- Значит так, Мэнг-лет! Сейчас едем ко мне. Шурочка станет скандалить.
Ты ей скажешь, что были у тебя. Репетировали. А лицо поцарапала твоя
собачонка Ферька.
Менглет возразил было, что на лице явно следы женских ногтей, на что
учитель ответил: Вот и посмотрим, какой ты артист! А ты убеди! Чему я тебя
учил?
Приехали. Дикий звонит в дверь. Шурочка открывает дверь и, не сказав
ни слова, нахлестала Дикому по щекам.
Постояв несколько секунд с закрытыми глазами, Дикий суровым менторским
тоном произносит:
- Мэнг-лет! Свободен!!!
Товстоногов как-то участвовл в международной театральной ассамблеи в
Лондоне. В один из дней ее принимал в своем доме лорд-мэр британской
столицы. Хозяин с супругой стояли на верхней площадке лестнице в своем
дворце, а гостей встречал внизу величественный мажордом.
1 2