ключевые слова анекдотов и смешных историй записывал авторучкой на ладони. В нужный момент украдкой бросал взгляд и восклицал: «А вот еще был случай!..»
Один такой спич имел большой успех. Как ловят мартышек на острове Борнео? В высушенной и пустой тыкве проделывают дыру, насыпают вкусных семечек и оставляют в лесу. Мартышка запускает руку в отверстие, сжимает семечки в кулаке, а кулак обратно вытащить уже не может. С другой стороны, разжать жменю и выпустить из руки еду мартышке жалко. Тут ее и вяжут... Смешно и с подтекстом.
А как же? Девочку надо развлекать.
Я ненавидел это все. Клоун я, что ли?
Травить анекдоты и грузить собеседницам уши я так и не научился. Это казалось мне ненужным и даже слегка унизительным. Однажды с трудом пройдя всю процедуру романа с собственной женой, тогда еще подругой, – от конфетно-букетного периода до альковного – я этим ограничился. Зачем мне много женщин? И одной-единственной бывает слишком много.
Кроме того, я женился, потому что мне было страшно одному. Жить в одиночестве – для меня значило быстро превратиться в отчаянного, забубенного бретера, которому нечего терять. Жить одному – значило однажды упиться до ступора и разбить себе висок об угол стола. Или задохнуться в астматическом приступе. Или дождаться какой-нибудь особенно темной полночью «гостей», готовых изувечить любого и всякого ради поношенной кожаной куртки и ста долларов. Жизнь одиночки только внешне выглядит красиво: захотел – выпил, захотел – женщину привел; изнутри же там плохо, страшно; человек не может быть один, потому что тогда его начинает пожирать его собственное подсознание.
Кроме того, я женился не просто так, а по любви, и это мне отдельный плюс.
Так я, репетируя возвышенный спич в адрес собственной супруги, в девять вечера возвращался домой. Небеса сулили дождь – набухли черно-фиолетовым пронзительно яркого тона. Воздух звенел. Казалось, швырни вверх камешек – и лопнет, треснет, рухнет.
Бывают в начале московского лета такие моменты, когда и непогода в радость человеку; он запрокидывает голову, смотрит, как собирается гроза, и улыбается. И думает: эх, как оно сейчас долбанет! Ну и потеха будет!
Ливень обрушился, и такой силы, что спустя минуту после того, как упали первые капли (самые увесистые, не капли – ядра), я уже вынужденно остановил машину у обочины. Лучше переждать. Изношенная резина могла подвести на мокрой дороге.
Кстати, где взять денег на новую резину? И на бензин? И квартирным хозяевам? И на еду? И на новые туфли жене? И на новые штаны для себя лично? Опять одолжить у Юры? В счет будущего прихода? А нужны ли мне такие приходы? Я нахожусь возле своего друга уже двадцать дней и досконально знаю все подробности его жизни. А иногда и соучаствую. Например, помогаю вынести вещички из квартиры, в которой Юра явно не живет. Если так пойдет дальше, дорога мне – туда же, откуда мой закадычный приятель не так давно вышел.
Ладно, сказал я себе, очень твердо, об этом не следует думать. Чего ты боишься – то ты создаешь. Деньги – найдутся. Юра сказал, что все будет делать сам, а мое дело – крутить баранку. Быть на подхвате. Обеспечивать тыл и полную исправность нашей тачки. А как поднимем хорошие деньги – займемся чем-нибудь легальным. Каким-либо бизнесом, или как там это теперь называется...
От невеселых раздумий, одолевающих меня ежедневно по десять раз, отвлек стук по оконному стеклу. Защищая голову от льющейся с неба воды газетой, на меня смотрел, стеснительно улыбаясь, пожилой человек в пиджачной паре и съехавшем набок галстуке, напоминающем о героических временах виниловых пластинок. Импровизированный бумажный зонт его не спасал.
Я приоткрыл дверь. Старик с недоверием оглядел мою морду, понемногу начинающую опухать (мне досталось по скуле, по губам и под правый глаз).
– Молодой человек, довезите до метро!
Неожиданно мой желудок устроил бунт. Не выдержав пустоты внутри себя, он сотрясся, судорога прошла вдоль, или поперек, или по диагонали, Бог разберет, – заныло, потянуло, тухло сыграло, скрутило в узел, и омерзительный вращающийся горько-кислый шарик поднялся к самому горлу. Поморщившись и засопев, я поднес руку к губам, словно первокурсница, впервые в жизни опрокинувшая стопку водки. Все длилось не более секунды, но седой оказался внимательным наблюдателем, принял кислую мину на свой счет и собрался ретироваться.
– Садитесь! – поспешно выкрикнул я, вдруг пожалев промокшего бедолагу.
Тот влез, шумно и неловко. Сразу стало ясно – человек ездит в автомобиле далеко не каждый день. Юра – тот впрыгивал в салон, словно в собственную постель. Быстро и с громкими удовлетворенными придыханиями.
– Ну и водопад! – воскликнул старик, вытирая лицо квадратной ладонью. – А сколько надо денег?
Его совершенно мокрые волосы прилипли к затылку, ко лбу, к вискам, и я смог рассмотреть череп: массивный, правильной формы. Комфортабельное вместилище серого вещества. Такие несокрушимые затылки и крутые лбы можно увидеть на парадных портретах сталинских маршалов. Я вторично проникся к незнакомцу симпатией и сказал:
– До метро метров триста по прямой. Сейчас ливень утихнет – и поедем.
Влага хлестала с такой силой, что я не рисковал даже открыть форточку. Под ударами тяжелых струй крыша гудела, как барабан.
Какое-то время сидели молча. Смотрели, как запотевают стекла. От седого шел слабый запах плохого алкоголя.
– Хорошая машина, – сказал он, оглядываясь. – Я так и не собрался купить себе такую. Мечтал, мечтал – да так и не собрался...
– А чего мечтать? – небрежно возразил я. – Пошел да купил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16