– Добрые речи говоришь, Мамука, ей-богу! – отозвался Онисе.
– Говорите, дорогие, наши уши обращены к вам, – добавила Махия, – закидывая на голову концы платка, которые были завязаны у нее под подбородком и мешали ей слушать.
– Мы сватами к вам пришли, девушку просит у вас Гиргола для брата своего, – снова заговорил Мамука.
– Семья хорошая, да и жених тоже хорош, ничем не попрекнешь, ей-богу! – добавил второй гость.
– Сам Гиргола на царской службе, стражником служит, во всем будет вам подмогой, – продолжал первый.
– Что бога гневить, семья у него хорошая, известная в Хеви, да только брат Гирголы, Ниния, всегда в горах с отарой, у самого Гирголы никого нет в семье, как же одна наша девушка справится в их доме? – пораздумав, сказал Онисе
– А что с ней станется, дорогие, ведь не маленькая она, ваша Нуну!
– Не маленькая-то не маленькая, да ведь уход за домом ума требует, а у Гирголы дом большой, много гостей ходит, всех надо встречать…
– Мы пришли честью вас просить, – перебил гость, – надеемся, не отправите нас без ответа, а там – как знаете!
– Почему Гиргола оставил свою жену? – продолжал Онисе. – Пусть возьмет ее обратно в дом. Тогда две-то снохи легче справятся с работой.
– Возьмет, возьмет обратно, а как же иначе! – закивали головами сваты.
– Не знаю, как быть! Уж очень он жестокий, Гиргола, всегда бранил свою жену, бил ее, за волосы таскал, просто уж и не знаю, на что решиться! – грустно говорил Онисе.
Довольно долго длилась эта торговля, хотя Махия давно уже решила отдать Нуну за Нинию, а решение Махии было для Онисе непреложным законом. Ясно было, что сваты выйдут победителями, а родственники девушки спорят только ради того, чтобы набить цену и взять за нее побольше выкупа.
– Сильны они, мои милые, – продолжали сваты. – Нагрузите их потяжелее, они все подымут… Что там долго говорить о выкупе-то!
– Пятнадцать коров, как выкуп, рублей десять Махии, – она ведь воспитала девушку, – одного коня дяде, брату ее матери, пять баранов откормленных, ну, и сыра, и масла, сколько полагается.
– Ох-хо-хо! – огорченно воскликнул Мамука: – Уж не много ли вы запрашиваете?
– А девушку-то какую мы отдаем!.. – с обидой воскликнула Махия и тихонько добавила: – Обижать вас не хочется, а то просителей к нам не мало ходит… Жизнью вашей клянусь, что и выкупа давали побольше вашего; да, видно, ничего не поделаешь, вашу семью уважаем.
Вскоре они договорились, сваты оставили в залог обручения пять рублей, и судьба Нуну была решена: ее отдавали в семью, жизни в которой любая женщина Хеви предпочла бы смерть.
По горскому обычаю Нуну все это время оставалась за переборкой. Из долетавших до нее отдельных слов она поняла, что идет разговор о ее замужестве. Она напрягала слух, но не могла расслышать, как легко и дешево торгуют чужие люди ее судьбой: жилище было просторное, и переборка отгораживала самый дальний угол. В ее сердце закипала горечь, она знала, что родня и не подумает ее спросить, нравится ли ей Ниния. Она устала от напряжения. Ее мысли обратились к Иаго, ее возлюбленному, который, вероятно, ждет ее теперь на лугу.
Она молила бога, чтобы закончились поскорее переговоры, чем бы ни грозили они, только бы гости ушли наконец. Но бог не исполнил ее желания: в комнате накрыли стол, и все стали пить за здоровье обрученных.
А между тем Иаго томился в ожидании. В горах сама природа приучает человека к терпению, но на этот раз Иаго с трудом сдерживал биение собственного сердца. Уж сколько раз подкрадывался он к ограде двора Онисе, стараясь выследить Нуну. Напрасно! И обессиленный тщетным ожиданием, он снова уходил в высокие травы, скрывавшие его от чужих взоров.
Тысячи тревожных мыслей метались в его голове, лоб горел от волнения, Иаго терял самообладание, не мог ни сидеть, ни стоять на месте.
Он изнемог от напряжения, все мысли спутались, он больше не мог думать, голова закружилась, подкосились колени, Иаго опустился на землю Довольно долго был он в забытьи, как бы в тумане. Наконец он очнулся, словно кто-то, растолкав, пробудил его от крепкого, но беспокойного сна, который обессилил его, стер краски жизни с его лица. Он с тоской взглянул на небо, оно было все сплошь усеяно радостными звездами, лучи их трепетно сплетались в вышине. Рассветная звезда уже склонилась к западу, значит, уже совсем мало осталось ночи, а Нуну все не шла.
Иаго медленно встал, снова подошел к ограде, поглядел на дом, в котором жила Нуну. Оттуда еще струился свет. Иаго не мог понять, отчего так долго не спят хозяева, ведь нынче не праздник и в доме нет больных, чтобы засиживаться до утра. Отчего же не спят в этом доме?
Он бесшумно перелез через ограду и тихо направился к дому, – может быть, удастся узнать, отчего опоздала Нуну. Он шел осторожно, чтобы ни на кого не натолкнуться и не дать повода для сплетен досужим болтунам. Боясь нарушить предутреннюю тишину, он при каждом шаге ощупывал ногой землю и, если наступал на булыжник, так гибко обхватывал его ступнями ног в мягких горских чустах, что камень прирастал к месту.
Иаго подошел к двери. Бесшумнее ветерка скользнул он на балкон и припал к дверному косяку. Ему хотелось узнать, о чем там говорят, или, по крайней мере, кто так поздно засиделся у дяди Нуну. Но слова не долетали до его слуха, а окно было так высоко, что заглянуть в него было невозможно. Он спустился во двор, обошел вокруг дома, взобрался по лестнице на плоскую крышу, нашел там отверстие, которое часто делается в мохевских домах, и заглянул вниз. Его глазам представился пиршественный стол, за ним сидели хозяин дома, его жена и двое чужих, которых Иаго знал очень хорошо, так как они были из одного с ним села.
1 2 3 4 5 6 7