Бриджит пополнела, стала румяная и уже совсем не похожа на сияющую взбалмошную девчонку давней лондонской поры. Но и я тоже стал поплотней, хотя и в меру, ведь я много работаю и много хожу по своим владениям: хочу оставаться в форме. Бриджит жарит бараньи ноги и делает клецки для меня и детей, а Джек Календарь с женой кормятся отдельно. Летом они раскладывают у самых рельсов костер и, как цыгане, на нем и кашеварят. В эту пору они особенно довольны жизнью и всего меньше доставляют беспокойства. Мы с Бриджит живем в доме, он теперь большой - детей у нас прибавилось, и мы с Уильямом пристроили сзади еще две комнаты.
Джек Календарь помогает с ребятишками - утром будит Джулию, Рэя и Джейка, кормит их завтраком и отводит в деревенскую школу. Поначалу местная ребятня потешалась над ним, а потом он им понравился - угощает сластями, водит на экскурсии по нашему полустанку. Когда приходит время убирать урожай, Джек по нескольку недель работает у местных фермеров, работает хорошо - и они дают ему молоко или яйца и уговаривают остаться подольше, а то и насовсем, но он не соглашается: больше всего на свете он ценит свою свободу.
Уильям приезжает, уезжает и опять возвращается. Деньги у него по-прежнему есть, но его мечта - выращивать где-нибудь в Ноттингемшире овощи на продажу, а мать чтоб была у него вроде рабыни - так и не сбылась. Он опять отыскал какой-то источник, из которого черпает силы, он не из тех, кто рано удаляется на покой, для него безделье смерти подобно.
Года через два после неудачи в Ливане он снова занялся какими-то темными делами, может, даже контрабандой - он явно богател, честными трудами такого не наживешь. Однажды мы пошли с ним выпить в деревенский кабачок, и я спросил, откуда у него такая большая машина, да и одевается он лучше некуда, тут он сразу помрачнел и сказал: не суй, мол, нос куда не надо.
- Не бойся,- сказал я,- не собираюсь я просить, чтоб ты и меня приспособил к своему делу.
Его сразу отпустило, и он засмеялся:
- Не то что в прошлый раз, а?
- Нет уж. Я здесь пустил корни на всю жизнь.
- Хорошо, что ты, а не я.
Был теплый летний вечер, и кабачок еще пустовал.
- Я уж знаю, когда мне хорошо,- сказал я и отхлебнул пива.
- А все ж коли захочешь подработать, дай мне знать,- сказал Уильям.- Ты парень храбрый, и выдержки у тебя хватает, а этот товар всегда в цене.
- У меня его поубавилось.
- Потому что отведал тюряги? - съязвил он.
- Потише, ты. Я здесь уважаемый человек, домовладелец.
- Просто ты сейчас такую роль разыгрываешь,- сказал Уильям.- И неплохо играешь, как и все свои роли. К этой ты привязался надолго, да ведь не навек же.
- А вот я думаю, что навек.
Он подмигнул в поднял стаканчик с двойной порцией коньяку.
- Просто у тебя долгий хороший отдых. Скоро опять займешься делом. Твое здоровье, друг.
- Твое здоровье,- сказал я и улыбнулся.
Моя мать с Джилбертом Блэскином несколько лет прожили вроде счастливо. Она поехала с ним в Америку - он разъезжал с лекциями,-и там они оба взбесились: старались заставить друг дружку ревновать и к тому времени, как вернулись, вконец друг друга измотали. Уж не знаю, как это получилось, ведь матери было порядком за сорок, а только она родила Джилберту дочку, и он сперва совсем обалдел, а потом решил: ничего лучше в его жизни еше не бывало. Они приехали в новом «ягуаре» Джилберта нас повидать и остановились на два дня в гостинице в Хантингборо.
Я все не мог привыкнуть, что Блэскин мне отец, наверно, так и не привыкну. Я слишком долго накачивал себя выдумкой, будто мой неведомый отец погиб на войне, и все трубы и провода сыновней почтительности перержавели и под конец полопались. А все ж вот он, мой настоящий отец, вылез из «ягуара» и идет ко мне, даже не подумал помочь матери вылезть с новорожденной малышкой. Он высокий, лицо в морщинах, глаза уже не горят прежним огнем. Пока он не сел, он заполнял собой чуть не всю нашу маленькую общую комнату. Мы задали им отличный обед, за стол сели впятером: я, Бриджит, Смог, Джилберт и моя мать, и ели суп с клецками, говяжью грудинку, крем и пончики с яблоками. Джилберт был хмурый, будто его только что пытались отравить, но он все-таки уцелел и вот медленно приходит в себя.
После обеда он подтолкнул ко мне по столу сигару. Я ради такого случая купил бутылку коньяку и после нашего роскошного обеда налил всем по глоточку. Малышка спала в комнате Джулии, но мы могли шуметь сколько душе угодно: мать сказала - если уж Люси уснула, ее и пушками не разбудить, я маленький был такой же. Джилберту этот поворот разговора пришелся не по вкусу, и он спросил, не собираюсь ли я заняться каким-нибудь делом.
- Да нет,- ответил я.- А вы?
- Он очень много работает,- сказала мать,- Я иной раз прямо помираю со скуки.
Я заметил, как он на нее смотрит, и он знал - я за ним слежу, вот и решил сказать какую-нибудь гадость.
- В Нью-Йорке ты не скучала. Просто исчезала на целый день.
- Так ведь мне твои друзья не компания. Им было неинтересно со мной, а мне - с ними. Они все шуты и наркоманы.
Мы с Бриджит засмеялись. Смог - ему тогда было восемь-тоже улыбнулся, и это подлило масла в огонь.
- Значит, ты ходила искать настоящего мужчину,- съязвил Джилберт.
- Нет, милый,- сказала мать.- У меня есть ты, мне искать нечего.
Она это сказала от души (по крайней мере я так понял), но Джилберту померещилось - она над ним измывается.
- Да я уж давно знаю, откуда взялась эта крошка Люси. Я вскочил, сжал кулаки.
- Отцепись от моей матери, слышишь? Я думал, мы тут собрались славно провести вечерок.
Он прикусил язык, но после этого уже всем было не по себе.
На другое утро они уехали. А через год развелись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127