Не слушай Неле — она злая. Ты видишь кровь? Душа пробила дыру и рвется наружу. Я сейчас умру и попаду в рай — там меня не будет жечь огонь.
— Замолчи, сумасшедшая ведьма! — крикнул всадник. — Я тебя в первый раз вижу и не понимаю, о чем ты говоришь.
— А все-таки это ты приезжал к нам с товарищем и, сватал мне его, — снова заговорила Неле. — Ты отлично помнишь, как я отбивалась. Во что превратились глаза твоего друга после того, как я в них вцепилась?
— Неле злая, — твердила Катлина. — Не верь ей, ненаглядный мой Ганс! Она до сих пор сердита на Гильберта за то, что он хотел взять ее силой, но теперь уж Гильберт ее не возьмет — его съели черви. И Гильберт был некрасив — это ты, мой ненаглядный Ганс, красавец. А Неле злая.
Тут наместник сказал:
— Женщины, идите с миром!
Но Катлина не желала уходить от своего дружка. Пришлось силком увести ее домой.
А весь народ требовал:
— Правосудия, монсеньер, правосудия!
На шум явились общинные стражники; наместник приказал им не уходить и обратился к своей свите:
— Монсеньеры и мессиры! Невзирая на все те вольности, коими пользуется во Фландрии славное сословие дворянское, я принужден задержать мессира Иооса Даммана вплоть до того дня, когда его будут судить по законам и Правилам, существующим в нашей империи, — столь тяжки выдвинутые против него обвинения, в частности — обвинение в колдовстве. Мессир Иоос, отдайте мне вашу шпагу!
— Господин наместник, — заговорил Иоос Дамман, весь вид которого выражал крайнее высокомерие и дворянскую спесь. — Задерживая меня, вы нарушаете законы Фландрии, ибо сами вы не судья. А между тем вам известно, что без постановления суда дозволено задерживать лишь фальшивомонетчиков, разбойников с большой дороги, поджигателей, насильников, воинов, бросивших своего начальника, чародеев, отравляющих источники ядом, беглых монахов и монахинь, а равно и изгнанников. На этом основании я обращаюсь к вам, мессиры и монсеньеры: защитите меня!
Некоторые из них послушались было его, но наместник сказал им:
— Монсеньеры и мессиры! Я представляю здесь короля, графа и сеньора, мне дано право в трудных случаях выносить решения, а потому я повелеваю вам и приказываю, под страхом быть обвиненными в мятеже, вложить шпаги в ножны.
Дворяне повиновались, но мессир Иоос Дамман все еще колебался.
— Правосудия, монсеньер, правосудия! — закричал народ. — Пусть отдаст шпагу!
Иоос Дамман волей-неволей покорился; он слез с коня, и два стражника отвели его в тюрьму.
В подземелье он, однако же, брошен не был; ему отвели камеру с зарешеченным окном, и за плату его там хорошо обогревали, мягко ему стелили и вкусно кормили, хотя, впрочем, половину съестного брал себе тюремщик.
4
На другой день наместник, два секретаря, двое старшин и лекарь пошли по направлению к Дюдзееле, чтобы удостовериться, не отроют ли они мертвое тело на поле Серваса ван дер Вихте возле гатей.
Неле объявила Катлине:
— Твой возлюбленный Ганс просит принести ему отрезанную руку Гильберта. Сегодня вечером он закричит орлом, войдет к нам и отдаст тебе семьсот каролю.
— Я отрежу руку, — сказала Катлина.
И точно: она взяла нож и зашагала, а за ней Неле и судейские чины.
Шла она рядом с Неле быстро и уверенно, и на свежем воздухе милое лицо Неле раскраснелось.
Судейские чины — два старых хрыча — шли и тряслись от холода, и казались они черными тенями на белой равнине. А Неле несла заступ.
Когда же они достигли поля Серваса ван дер Вихте, Катлина, ступив на гати, показала направо.
— Ганс! — молвила она. — Ты и не подозревал, что я там пряталась и вздрагивала от звона шпаг. А Гильберт кричал: «Сталь холодна!» Гильберт был страшный, а Ганс — красавец. Я тебе дам руку, не ходи за мной.
Она сошла налево, стала на колени прямо в снег и трижды испустила крик, призывая духа.
Затем Неле протянула ей заступ, Катлина трижды перекрестила его, потом начертила на льду изображение гроба и три передернутых креста, один ближе к востоку, другой — к западу, а третий — к северу.
— Три — это Марс подле Сатурна, и три — это обретение под ясной звездой Венерой, — сказала она и очертила гроб широким кругом. — Сгинь, злой дух, стерегущий тело! — Тут она молитвенно опустилась на колени: — Друг-дьявол Гильберт! Ганс, мой господин и повелитель, приказал мне прийти сюда, отрезать тебе руку и принести ему. Я не могу его ослушаться. Не обожги меня подземным огнем за то, что я нарушаю торжественный покой твоей могилы. Прости меня ради господа бога и всех святых его!
Затем она разбила лед по линии гроба, добралась сначала до влажного дерна, потом до песка, и наконец наместник, судейские, Неле и сама Катлина увидели тело человека, белое, как известка, оттого что оно лежало в песке. На нем был серого сукна камзол и такой же точно плащ; шпага лежала рядом. На поясе висела вязаная сумка; под сердцем торчал широкий кинжал. Камзол был залит кровью. Кровь просочилась и за воротник. Убитый был человек молодой.
Катлина отрезала ему руку и положила к себе в кошель. Наместник ей это позволил и приказал снять с убитого одежду и знаки достоинства. На вопрос Катлины, чье это распоряжение: Ганса или же еще чье-либо, наместник ответил, что он выполняет волю Ганса. Катлина повиновалась.
Когда с трупа сняли одежду, оказалось, что он высох, как дерево, но не сгнил. Затем его опять засыпали песком, после чего наместник и судейские удалились. Одежду несли стражники.
Как же скоро они приблизились к тюрьме, наместник сказал Катлине, что Ганс ждет ее, и она, ликуя, вошла туда.
Неле попыталась остановить ее, но Катлина несколько раз повторила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164