Рука Видаля уже лежала на дверной ручке, как сам Больоло собственной персоной ошарашил его вопросом:– Как поживаете, дон Исидро?С этим типом никогда не знаешь, как себя повести. Видаль был настолько растерян, что в ответ ляпнул:– А вы как поживаете, сеньор Буян?Была надежда, что этот громила не расслышал прозвища, произнесенного довольно невнятно и неуверенно.С высоты своего роста Больоло пристально на него посмотрел и с величайшей серьезностью сказал:– Возьму на себя смелость дать вам совет. Говорю с вами, ей-ей, по-дружески. Галисиец злобствует все больше. Уплатите, Бога ради, за квартиру, прежде чем этот тип учинит какую-нибудь пакость. От людей добра не жди, говорят, что вы роскошествуете в ресторанах, а за кров и за приют не платите. – Он повернулся, чтобы уйти, но еще прибавил: – Не спрашивайте, откуда я знаю, но им известно даже то, сколько вы истратили на зубы.Войдя в квартиру, дон Исидро увидел, что сын перебирает вещи в платяном шкафу.– Порядок наводишь? – спросил Видаль.Все еще стоя спиной, парень издал какое-то междометие, которое Видаль понял как «да». Он рассеянно смотрел, как Исидорито прячет в шкаф старую шляпу, шарф, перочинный нож, ремень для правки бритвы, коробочку из светлого дерева с надписью: «На память о Некочеа», куда он клал на ночь карманные часы.– Че, это же всё мои вещи! – вдруг спохватился Видаль. – Мне надо их иметь под рукой.– А они под рукой и есть, – ответил Исидорито, закрывая шкаф.– Ты с ума спятил? – спросил отец. – Про шляпу и шарф я не говорю. Но узнать рано утром, который час, если часы будут там, в шкафу, это, по-твоему, удобно?– Сегодня вечером у нас здесь соберутся наши ребята из Молодежного объединения.В тоне, которым были произнесены эти слова, Видалю почудился оттенок досады или нетерпения.– Вот и прекрасно! – воскликнул он с искренней радостью. – Я очень доволен, что ты позвал к себе друзей. Мне, знаешь, кажется, что для тебя куда лучше встречаться с молодыми людьми твоего возраста…Он вовремя остановился, не желая обидеть сына. Бывало, что, забыв про осторожность, он напоминал сыну про эту докторшу, сделавшую Исидорито таким педантичным и агрессивным. Исидорито сухо ответил:– По мне, пусть бы не приходили.– Ты бы посмотрел на моего отца, как он был внимателен к моим друзьям. Потому что средства у нас были более чем скромные – не знаю, поймешь ли ты меня. Он даже заставлял маму, когда испечет Для гостей пироги, надевать самое лучшее платье.– Вот уж у тебя мания вспоминать свое старичье. – Не забывай, что это твои дедушка и бабушка.– Знаю, знаю, мы из простого рода. Ты мне об этом постоянно напоминаешь.Видаль посмотрел на него с ласковым любопытством. Да, у самых родных, самых близких людей бывают мысли, о которых мы не подозреваем… Это обстоятельство, определяемое им как «мы не прозрачные», казалось ему когда-то защитой, гарантией для каждого человека его внутренней свободы, – теперь же оно огорчало его как признак одиночества. Чтобы пробиться к сыну и вытащить его из этого одиночества, Видаль сказал:– Что до меня, я очень рад, что они придут. Как раз недавно я думал, что мне всегда приятно общество молодых.– Не понимаю, почему тебе оно так приятно.– А тебе с ними разве неприятно?– Почему мне может быть неприятно? Я же – не ты.– Ага, дело в разнице поколений. Мы друг друга не понимаем? Это докторша тебе объяснила?– Может, и она, только знаешь, лучше, чтобы ребята тебя здесь не застали. К сожалению, придет один такой, ну просто бешеный. Народ его ужасно любит, он развозит овощи. Колоритный тип, народный герой. Про него даже сочинили стишок: Выезжай из-за угла,Удалой водитель… – И что, мне придется бродить по улицам, пока ты будешь принимать друзей?– Что ты выдумал! По улицам! Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.– Нет, я все же не могу поверить тому, что слышу. Ты хочешь, чтобы я спрятался под кроватью?– Еще что выдумаешь! У меня замечательная идея, – сын взял его за руку и вывел из квартиры. – Не будем терять времени. Они могут явиться в любую минуту.– Не толкай меня. Куда мы идем?Исидорито подмигнул отцу и, приложив палец к губам, прошептал:– На чердак.Видаль мог истолковать эти слова как объяснение или же как приказ. В первом дворике они встретили Фабера, направлявшегося в санузел. Появилась и Нели-да с узлом белья. Подталкиваемый сыном, Видаль торопливо поднялся по узкой лестнице, надеясь, что девушка его не увидела. На чердаке пришлось продвигаться на четвереньках, так как крыша была очень низкая.– Тут тебе будет замечательно, – уверил его Исидорито. – Ляжешь на какой-нибудь ящик и сможешь поспать. Свет погаси и не спускайся, пока я не дам сигнал.Прежде чем Видаль успел слово вымолвить, Исидорито кубарем скатился по лестнице. Местечко незавидное, подумал Видаль. Дон Сольдано, оптовый торговец птицей и яйцами, пользовался чердаком как складом и загромоздил его грязными, вонючими ящиками. Когда погас свет, темнота стала нестерпимо гнетущей. Исидорито так спешил, что Видаль даже не догадался захватить пончо или пальто, чему отчасти был рад – вещи уж точно пришлось бы потом нести в химчистку; он дрожал от холода, не говоря о том, что доски, на которые он лег, были достаточно тверды. Да еще забежал хотя бы в уборную, прежде чем сюда подняться… Он всегда теряет голову, когда сын начинает нервничать.Вот так же сбивала его с толку двадцать лет тому назад Виолета, мать Исидорито, женщина пылкая, одержимая самыми необузданными идеями без всяких оснований. Видя ее убежденность, Видаль всегда чувствовал, что любое сомнение будет оскорбительно, и подчинялся ее господству. Какие образы возникали прежде всего в его памяти, когда он думал о времени, прожитом с Виолетой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50