Второй раз за этот вечер Видаль подумал, что человек живет, ничего не замечая. Пока он был занят Бог знает какими личными мелочами (прежде всего пунктуальным соблюдением своих привычек: мате в должные часы, сиеста, непременное сидение на площади Лас-Эрас, чтобы не упустить послеполуденное солнце, партия в труко в кафе), в стране произошли огромные перемены. Молодые люди – прыщеватый и приземистый, с виду более интеллигентный, – говорят об этих переменах как о чем-то общеизвестном и привычном. А он, возможно потому, что не следил за процессом, теперь их не понимает. «Я остался где-то на обочине, – сказал он себе. – Я уже стар или близок к тому». 21 Приземистый парень не лишенным учтивости тоном спросил:– О чем вы думаете, сеньор?– О том, что я стар, – ответил Видаль. И мгновенно спросил себя, не слишком ли он неосторожен. Кончится тем, что он навлечет на себя неприятности.– Простите, – возразил приземистый, – но, по-моему, то, что вы говорите, нелепость. Вы старик? Нет. Я вас поместил бы в зону, которую этот болтун Фаррелл называет ничейной землей. Молодым вас нельзя назвать, но и старым – решительно нельзя.– Штука в том, – заметил Видаль, – чтобы кто-нибудь из этих одержимых, которых так распустили, не ошибся.– Я бы сказал, что ошибки маловероятны, хотя – я этого не отрицаю – возможны, – согласился приземистый и тут же пояснил: – По причине разгула страстей.Видаль снова пал духом и затосковал о прежнем своем неведении того, что творится. Его беседа с парнями показалась ему жалкой попыткой снискать их милость.– Извините, – пробормотал он и, чтобы вздохнуть свободней, перешел к своим друзьям.– Вот мы посмотрим на правительство в момент истины, – с пафосом ораторствовал Рей. – Когда оно заплатит свои долги.– Учти, что этого момента придется подождать, – предупредил Аревало. – Даже если восстановят порядок, нам не заплатят.– Где Джими? – спросил Видаль.– Не перебивай, – сказал Данте, конечно ничего не расслышав. – Мы обсуждаем денежные дела. Вопрос о пенсиях.– Правительство еще подумает, платить ли их, – настаивал Аревало.– Признаем, сеньоры, – вставил большерукий господин, – чтобы дать распоряжение о выплате пенсий, требуется большое мужество. Мера непопулярная, и логично, что ей будут сопротивляться.– А исполнение обязательств разве пустяк? – спросил Рей.– На днях, – вмешался остролицый, – я слышал разговор о плане компенсации: пожилым людям предложат землю на Юге.– Скажите лучше попросту и честно, что всех стариков сошлют, – сказал Данте.– Как пушечное мясо, – уточнил Рей.– Чтобы воспрепятствовать возможной инфильтрации наших братьев чилийцев, – прибавил Аревало.– Где Джими? – спросил Видаль.– Как это – где? – спросил Аревало. – Он же вышел из дому, чтобы тебя позвать. Разве вы не встретились?– Может, он пошел в уборную? – спросил Видаль.– Я видел, как он вышел из дому, – подтвердил Рей. – Через эту дверь. Он сказал, что идет за тобой.– Джими – настоящий лис, – пояснил Данте. – Ему невтерпеж долго сидеть на таких сборищах, и при первой возможности он убегает домой, в свое логово.– Он сказал, что идет за тобой, – повторил Рей. – Я его не видел, – сказал Видаль.– Настоящий лис, – повторил Данте. – Убежал домой, в свое логово. Мы же его знаем не со вчерашнего дня.– Беднягу Нестора мы тоже знали всю жизнь, – возразил Аревало. – Пойду проверю, дома ли Джими.– Я с тобой, – сказал Рей.– Соболезнования как будто уже принесены, – улыбаясь, проговорил остролицый. – Я бы не стал беспокоиться, он скоро вернется.– Нет, пойду я. Он вышел позвать меня, так что пойду я, – сказал Видаль.– Ладно, – сказал Аревало. – Пойдем вдвоем. Аревало надел плащ, а Видаль накинул свое пончо.На пороге они на минуту остановились, вглядываясь в темноту, потом вышли.– Не то что я боюсь, – объяснил Видаль, – но неприятно, когда на тебя нападут врасплох.– Еще хуже – ждать нападения. Кроме того, я не хочу предоставлять этим кретинам инициативу в вопросе моей смерти. Признаюсь, что смерть от болезни меня тоже мало прельщает. Пустить себе пулю в лоб или выброситься из окна – пренеприятная, должно быть, штука. Или, к примеру, уснешь с таблетками и вдруг захочешь проснуться – что на это скажешь?– Не продолжай, не то еще выберешь кретинов – правда, эти двое мне сказали, что нас не зачислили в старики.– Значит, не такие уж они кретины. Они поняли, что никакой старик не считает себя стариком. И ты им поверил? Они хотят внушить нам доверие, чтобы, мы им не доставили хлопот.– Как по-твоему, я поступлю очень плохо, если рискну?– Ты это о чем? – спросил Аревало.– Деревья в темноте так заметны. Уж наверно, у меня будет жалкий вид, если сейчас на меня нападут.Видаль помочился у дерева. Аревало, последовав его примеру, заметил:– Это от холода. Холод и годы. Одно из самых частых занятий в нашей жизни.Дальше пошли в более бодром настроении.– Один из парней мне объяснял… – начал Видаль.– Прыщеватый?– Нет, тот, что пониже, с лицом как у окуня.– Ну, это все равно.– …объяснял мне, что в основе этой войны со свиньями лежат разумные причины.– И ты ему поверил? – спросил Аревало. – По разумным причинам не убивают людей.– Они говорили о росте населения и о том, что количество никчемных стариков все увеличивается.– Люди убивают от глупости или от страха.– И все же проблема никчемных стариков не фантазия. Вспомни мать Антонии, женщину, которую прозвали Солдафоном.Аревало, не слушая его, твердил свое:– В этой войне мальчишки убивают из ненависти к старикам, какими они сами станут. Ненависть от страха…Холод заставил их ускорить шаг. Чтобы не проходить возле костров, они – будто в молчаливом сговоре – сделали крюк в несколько сот метров и подошли к участку, где фонари не были разбиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50