– Ну ясно, ведь дома ты все равно как в мышеловке, – повторил свою теорию Данте.Рей пояснил:– Чтобы соблюсти приличия, правительство больше не разрешает никаких бесчинств в общественных местах.– Вряд ли бедняга Нестор согласен с твоими словами, – пробурчал Джими.– Это отдельный случай, – не сдавался Рей. Данте еще раз сравнил дом с мышеловкой. К нимподошли господин с огромными руками, остролицый и Аревало. Видаль заметил, что двое парней опять остались одни.– Наконец-то правительство вмешалось в это дело. Чувствуется, что позиция властей стала тверже. Я доволен заявлениями министра. В них, знаете, есть какая-то возвышенность, достоинство.– Да, достоинства много, – согласился Аревало, – однако они помирают от страха.– По правде говоря, я правительству не завидую, – сказал большерукий. – Сами понимаете, ситуация весьма затруднительная. Если не привлекать молодых офицеров и призывников, мы скатимся к анархии. Отдельные случаи, происходящие время от времени, – это цена, которую приходится платить.– Что с ними, с этими господами? – спросил Аревало. – Все толкуют об отдельных случаях.Джими объяснил:– Вчера вечером они слушали сообщение министерства. В нем говорилось, что ситуация полностью контролируется, если не считать отдельных случаев.– Чего вам еще? Я замечаю теперь, что тон у них более достойный, и это ободряет, – настаивал большерукий.Из цветочного магазина принесли венок.– Что написано на ленте? – спросил Данте.– «От мальчиков», – ответил Рей. – По-моему, этими двумя словами все сказано.– А не подумают ли, что это венок от молодых людей? – спросил Джими.– Было бы недурно, – отозвался Рей. – А что, по-твоему, мы не мальчики?– Некоторые старики, – стал объяснять остролицый, – ни капельки не остерегаются. Прямо-таки провоцируют.– Те, кто провоцирует, – это агенты-провокаторы, нанятые за плату «Молодыми турками», – уверенно сказал Данте.– Вы так полагаете? – спросил остролицый. – Неужто заплатили старику, который приставал к школьницам в Кабальито?Большерукий его поддержал:– Надо признать, что в последнее время ширится волна старческой преступности. Мы ежедневно читаем об этом.– Лживая выдумка, чтобы будоражить народ, – возмутился Данте.– Надо быть в разговоре поосторожней, – прошептал Видалю Джими. – Ты знаешь этого большерукого? Я не знаю ни его, ни того, другого. Скорее всего это два продавшихся старика, и они в сговоре с юнцами. Лучше держаться подальше.– Как подумаю, что я мог пойти с Нестором на стадион… – вздохнул Видаль.– Ты спасся от гибели, – сказал Джими.– Возможно, вдвоем мы бы отбились и в этот час Нестор был бы жив.– А возможно, нам пришлось бы совершать бдение у двух покойников.– Я и не знал, что тебя так интересует футбол, – сказал Аревало.– Не то чтобы интересует, – объяснил Видаль, ощущая свою значительность, – но так как сын Нестора поручил ему меня пригласить…– Поручил тебя пригласить? – переспросил Аревало.– Ого! – воскликнул Джими.– А в чем дело? – спросил Видаль.– Да ни в чем, – заверил Джими.– Не думаете же вы, что на меня донесли как на старика?– Какой вздор! – возмутился Аревало.– Я тоже думаю, что нет, – сказал Видаль, – но с нынешней молодежью ни в чем нельзя быть уверенным. Если человека шестидесяти лет называют старцем…– Еще хуже те девчонки, – подхватил Джими, эта тема его развеселила, – которые толкуют тебе о своем дружке и говорят: он уже старый, ему целых тридцать лет.– Нет, я не шучу. Ответьте мне: по-вашему, я у них на примете?– Что это тебе пришло в голову? – удивился Аревало.– Знаешь, будь я на твоем месте, я бы ох как остерегался, – посоветовал Джими.– Само собой, – согласился Аревало. – Из осторожности.Видаль недоверчиво посмотрел на него.– Все же лучше, чтобы тебя не схватили неожиданно, – пояснил свою мысль Джими.– Фу ты, Господи! – пробормотал Видаль. – Голова болит. Есть у кого-нибудь аспирин?– Наверно, в комнате Нестора найдется, – сказал Рей, поднимаясь.– Нет, нет, – остановил его Джими. – Его таблетки могут принести несчастье. Вы обратили внимание на юнцов? Они то и дело выглядывают наружу.– Как будто нервничают, – сказал Данте.– Да нет, просто им скучно, – возразил Аревало.«Это я нервничаю», – подумал Видаль. У него болела голова, от запаха керосина с эвкалиптом становилось нехорошо. «Ноги просто ледяные», – сказал он себе. Чтобы уберечь его от несчастья, Джими лишает его аспирина, принадлежавшего покойному. Ну понятно, у Джими голова не болит. Видалю ужасно захотелось уйти отсюда, побыть одному, подышать ночным воздухом, пройти пешком несколько кварталов. «Только чтобы меня не спрашивали, куда я иду. Только чтобы никто меня не сопровождал». Большерукий господин и другой, остролицый (Видалю сказали, что у обоих фамилия Куэнка), опять подошли к их группе. Видаль встал… Друзья посмотрели ему вслед, но ничего не спросили – наверняка сочли достаточным поводом присутствие незнакомых людей.На улице стало темно. «Темнее, чем было совсем недавно, – сказал себе Видаль. – Кто-то ради забавы разбил фонари. Или готовят засаду». Глядя с опаской на ряды деревьев, он рассудил, что за ближайшими стволами как будто никто не прячется, а уж за третьим и четвертым мрак совершенно непроницаемый. Если он пойдет дальше, то рискует подвергнуться нападению, которое, хотя и предвиденное, произойдет неожиданно. Он уже хотел вернуться, но отчаяние и какое-то безволие охватили его. Вспомнив Нестора, он простонал: «Пока человек живет, он беспечен, он ни о чем не думает». Но если на все реагировать, если пробудиться от этой беспечности, он станет думать о Несторе, о смерти, об исчезнувших людях и вещах, о себе самом, о старости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50