У меня нет никакого желания обретать известность и есть все основания надеяться, что мне она не угрожает. Благодарение небу, насильственно одарить меня талантами и красноречием не по силам никому!
– Да, я знаю, что вы лишены честолюбия. И очень умеренны в своих помыслах.
– Не более и не менее, чем все люди, я полагаю. Как всякий человек, я хочу быть счастлив, но, как всякий человек, быть им могу только на свой лад. Величие меня счастливым не сделает.
– О, еще бы! – воскликнула Марианна.– Неужели счастье может зависеть от богатства и величия!
– От величия, может быть, и нет,– заметила Элинор,– но богатство очень способно ему содействовать.
– Постыдись, Элинор!– сказала Марианна с упреком.– Деньги способны дать счастье, только если человек ничего другого не ищет. Во всех же иных случаях тем, кто располагает скромным достатком, никакой радости они принести не могут!
– Пожалуй,– с улыбкой ответила Элинор,– мы с тобой пришли к полному согласию. Разница между твоим «скромным достатком» и моим «богатством» вряд ли так уж велика; без них же при нынешнем положении вещей, как, я думаю, мы обе отрицать не станем, постоянная нужда в том или ином будет неизбежно омрачать жизнь. Просто твои представления выше моих. Ну, признайся, что, по-твоему, составляет скромный достаток?
– Тысяча восемьсот, две тысячи фунтов в год, не более!
Элинор засмеялась.
– Две тысячи фунтов в год! Я же одну тысячу называю богатством. Так я и предполагала.
– И все-таки две тысячи в год – доход очень скромный,– сказала Марианна.– Обойтись меньшим никакая семья не может. Я убеждена, что мои требования очень умеренны. Содержать приличное число прислуги, экипаж или два и охотничьих лошадей на меньшую сумму просто невозможно.
Элинор вновь улыбнулась тому, с какой точностью ее сестра подсчитала их будущие расходы по содержанию Комбе-Магна.
– Охотничьи лошади! – повторил Эдвард.– Но зачем они? Далеко ведь не все охотятся.
Порозовев, Марианна ответила:
– Но очень многие!
– Вот было бы хорошо,– воскликнула Маргарет, пораженная новой мыслью,– если б кто-нибудь подарил каждой из нас по огромному богатству!
– Ах, если бы! – вскричала Марианна, и ее глаза радостно заблестели, а щеки покрылись нежным румянцем от предвкушения воображаемого счастья.
– В таком желании мы все, разумеется, единодушны,– заметила Элинор.– Несмотря на то, что богатство значит так мало!
– Как я была бы счастлива! – восклицала Маргарет.– Но как бы я его тратила, хотелось бы мне знать?
Судя по лицу Марианны, она такого недоумения не испытывала.
– И я не знала бы, как распорядиться большим богатством,– сказала миссис Дэшвуд.– Ну, конечно, если бы все мои девочки были тоже богаты и в моей помощи не нуждались!
– Вы занялись бы перестройкой дома,– заметила Элинор,– и ваше недоумение скоро рассеялось бы.
– Какие бы великолепные заказы посылались отсюда в Лондон,– сказал Эдвард,– если бы случилось что-нибудь подобное! Какой счастливый день для продавцов нот, книгопродавцев и типографий! Вы, мисс Дэшвуд, распорядились бы, чтобы вам присылали все новые гравюры, ну, а что до Марианны, я знаю величие ее души – во всем Лондоне не наберется нот, чтобы она пресытилась. А книги! Томсон – Томсон Джеймс (1700-1748)-английский поэт-сентименталист; наибольшую известность получило его первое произведение «Времена года» (1726-1730), в котором, используя жанр дидактической поэмы, Томсон создал новую его разновидность – описательную поэму, в которой картины природы из вспомогательного элемента стали главными.

, Каупер, Скотт – она покупала бы их без устали, скупила бы все экземпляры, лишь бы они не попали в недостойные руки! И не пропустила бы ни единого тома, который мог бы научить ее, как восхищаться старым корявым дубом. Не правда ли, Марианна? Простите, что я позволил себе немного подразнить вас, но мне хотелось показать вам, что я не забыл наши былые споры.
– Я люблю напоминания о прошлом, Эдвард, люблю и грустные, не только веселые, и вы, заговаривая о прошлом, можете не опасаться меня обидеть. И вы совершенно верно изобразили, на что расходовались бы мои деньги – во всяком случае, некоторая их часть. Свободные суммы я, разумеется, тратила бы на ноты и книги.
– А капитал вы распределили бы на пожизненные ренты для авторов и их наследников.
– Нет, Эдвард. Я нашла бы ему другое применение.
– Быть может, вы обещали бы его в награду тому, кто напишет наиболее блистательную апологию вашего любимого утверждения, что любить человеку дано лишь единожды в жизни... Полагаю, вы своего мнения не переменили?
– Разумеется. В моем возрасте мнений так легко не меняют. Навряд ли мне доведется увидеть или услышать что-то, что убедило бы меня в обратном.
– Марианна, как вы замечаете, хранит прежнюю твердость,– сказала Элинор.– Она ничуть и ни в чем не изменилась.
– Только стала чуточку серьезней, чем была прежде.
– Нет, Эдвард,– сказала Марианна,– не вам упрекать меня в этом. Вы ведь сами не очень веселы.
– Почему вы так полагаете? – спросил он со вздохом.– Веселость ведь никогда не была мне особенно свойственна.
– Как и Марианне,– возразила Элинор.– Я не назвала бы ее смешливой. Она очень серьезна, очень сосредоточенна, какое бы занятие себе не выбирала. Иногда она говорит много и всегда с увлечением, но редко бывает весела, как птичка.
– Пожалуй, вы правы,–
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118