Он не видел дочки, шел не оборачиваясь.
Один раз, неожиданно вернувшись с половины пути, он увидел ее, спящую возле тропы. Положив руку под голову, зажав в другой руке пучок дикой малины, она мирно спала на обомшелом граните. Две пчелы жужжали над ягодами, в гладком индейском проборе полз муравей.
Кулик осторожно согнал муравья, присел на обломок скалы и до полудня просидел возле девочки, заботливо оберегая ее сон.
Доча, бормотал он изредка и скупо улыбался в редкие седеющие усы.
В погожие дни, когда женщины уходили за ягодами и возле барабор оставались одни старухи, она смотрела на состязания мальчиков будущих воинов племени. Мужчины и старики собирались в лесу, садились по краям поляны. Мальчики стреляли из луков, бросали копья. Затем надевали деревянные панцири, уродливые, искусно вырезанные маски и ловко сражались медными кинжалами.
Старики курили, внимательно наблюдая за быстрыми, легкими движениями подрастающих воинов, одобрительно молчали. Самому ловкому дарили лук и кинжал, и отец победителя устраивал пиршество. Участники состязаний хвастались ранами, горделиво переносили боль. В другие дни многие из них разрезали острыми раковинами руку до самого плеча. Закаляли волю.
Зимой мальчики собирались на берегу бухты, кидались в море, стараясь продержаться как можно дольше в холодной воде. Наташа сидела на уступе скалы и, как только мальчик нырял, начинала откладывать камешки, один за другим. Сколько успеет положить камешков, пока пловец находится в воде. Она никогда не плутовала, добросовестно и старательно выкладывала галечную дорожку.
Подрастая, она по-прежнему оставалась одна. Сверстницы уже начинали жизнь маленьких женщин, игры для них кончились. Мальчики превращались в юношей. Она помогала старухам плести корзины, шить одежду и обувь, просто и деловито усаживалась возле костра совета. Темно-русые косы отсвечивали среди темных голов, сосредоточенное лицо было внимательно. Старики ее не прогоняли. Им нравилась серьезная, молчаливая девочка.
Один раз Халги, самый древний из всего совета, неожиданно дотронулся трубкой до ее плеча. Усмехаясь беззубым ртом, он шутливо спросил: можно ли начинать войну, если враг собрал неизмеримо большое количество воинов?
Можно,подумав, ответила девочка и посмотрела на старика ясными, спокойными глазами.Когда нападает человек на медведя, медведь не знает его силы. Нападай первый.
Когда ей минуло четырнадцать лет, вождь племени, сын умершего Салтука, позвал к себе Кулика.
Твердая Нога,сказал он важно.Ты много зим живешь у нас, ты стал нам братом. Твои волосы стали белы как снег. Скоро ноги утратят легкость, не сможешь добывать еду... Он нагнулся к огню, достал уголек для трубки. Молодое, горбоносое лицо его покраснело, хотя он старался говорить равнодушно.Пусть будешь жить в моей хижине, и пусть светло- косая станет женой...
Впервые за столько лет охотник смеялся. Чтобы не обидеть индейца, он ушел в лес и, усевшись на камне, щипал свои редкие усы, вытирал глаза, долго хлопал себя по крепкой, морщинистой шее. Так рассмешило сватовство. Наташа все еще казалась ему маленькой девочкой, принесенной сюда на плечах. Однако, вернувшись домой, охотник тоже впервые с любопытством, по-новому глядел на дочку. Она уже спала. Отблеск огня освещал ее худощавое смуглое лицо, поднятые уголки губ, несколько мелких веснушек на нижнем изгибе переносицы, сильные, мальчишечьи ноги.
Кулик отвернулся и долго задумчиво сидел у камелька. А утром они покинули селение.
Вождь не напомнил о разговоре ни словом, великодушно отдал девушке лучший свой плащ, вытканный из птичьего пуха, охотнику подарил кинжал с двумя остриями.
Мой домвсегда твой дом. Твердая Нога... и твой,не глядя на девушку, сказал он на прощанье. Сказал спокойно и важно, но женщины зашептались. В словах юноши была затаенная грусть.
И он весь день не возвращался в хижину. Он был совсем мальчик, вождь Вороньего племени.
Три дня дул ветер, нес к морю тучи. Шумели вершины деревьев, качались и гнулись лесины, падали подгнившие стволы. Тревожно кричали вороны. Неприютно и холодно было в лесу, на берегу темного ревущего моря. Водяные стены валились на скалы; разбитые вдребезги, не успевали отступать. Волны затопляли бухту, покрыли береговой песок. День был похож на вечер, хмурый и пасмурный, потерялись очертания гор.
Наташа чинила одежду, шила летние ичиги. Затяжная буря предвещала весну. Девушка прислушивалась к ветру, откладывала костяную иглу и пучок рассученных оленьих жилниток, улыбалась. На переносице сбегались морщинки, серые глаза казались синими.
Лютует,говорила она бурундучку, сидевшему на краю нар. Полосатый зверек спрыгивал на пол, прятался. Никак не мог привыкнуть к человечьему голосу.
Девушка снова принималась шить, неторопливо и тщательно выводя стежки. В хижине было тепло и сухо, от порывов ветра негромко бренчал над очагом котел. Кулик ушел в Чилькут за порохом. Там был пост Гудзонбайской компании. Он понес с полдесятка бобровых шкур. Два рога пороху, кусок свинца обычная покупка. На этот раз охотник захватил лишние шкурки. Несколько аршин бумажной ткани подарок дочке. Когда-то он знал, чем можно порадовать женщину.
Старик ушел, чуть приметно ухмыляясь, потом вздохнул. Совсем взрослая стала. И такая же тихая, как мать...
О новом русском селении Кулик ничего не знал. Первую крепость сожгли, и он думал, что на берегу не осталось ничего. Он ничего не знал ни о компании, ни о государственном заселении. Он. слышал только о Баранове и считал его купцом, пробравшимся на вольную землю, чтобы набить свой карман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174