ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Гони, комиссар, пять вагонов».
А в приемной толпятся железнодорожники, ткачи, обувщики, ученые, артисты, даже буржуи. Да, Азин, те, кто исполняют трудовые повинности. Они резонно требуют хлеба, ибо работают. Комиссару продовольствия надо быть новым Христом, чтобы разделить десять вагонов муки на миллионы голодных ртов.
Пылаев пощипал хилые рыжие свои усики, рассмеялся коротким невеселым смешком.
— Такие-то дела, Азин! Не тебе жаловаться, что скверно воюешь, не мне твои жалобы слушать…
— Я хлеба-то слезы отправил, а ведь все станции, все пристани на Каме завалены зерном. Миллионы пудов гниют, а народ умирает от голода. На полях скирды осинником поросли, а народ умирает…
Азин не терпел жалоб, сам не любил жаловаться, но тут как-то само собой вышло. Все еще недоверчиво он поглядывал на Пылаева.
— В нехороший час прислали тебя, комиссар. Мы отступаем, отступаем, и нет конца отступлению. За станцию Щучье озеро — она тут, рядом, — дрались неделю, а все-таки сдали. Теперь зацепились за Бикбардинский завод, пока держимся. Бикбарду защищает Дериглазов — командир он несокрушимый, надеюсь на него, как на себя. И вот тебе крест, комиссар, подохнет, а не отступит.
Сухо лопнуло оконное стекло, осколки брызнули по столу. Вторая пуля прошила вагонную стенку над головой Пылаева.
Азин вылетел из салон-вагона, Пылаев поспешил за ним. Прыгая с подножки на перрон, увидел, как рассыпаются цепью бойцы: мимо промчался Шурмин с пучком гранат, за ним — горбун в белом колпаке. У пакгауза пулеметчик разворачивал свой «максим».
На полустанок наступали белые лыжники — их неожиданный рейд свидетельствовал о неприкрытых флангах дивизии.
Пулеметчик дал по наступавшим короткую очередь, но тут же сам ткнулся в сугроб; снег у его головы загорелся красным. Пылаев подбежал к убитому, упал перед пулеметом. Лыжники то появлялись, то исчезали за березами, противно повизгивали пули. Пылаев утратил чувство опасности. Очнулся он от внезапно нахлынувшей тишины.
Из сугробов поднимались телефонисты, разведчики, повара. Горбун снял колпак, вытер бородатое лицо.
— Как я надел эту штуковину? — удивился он.
Вместе с горбуном Пылаев вернулся к салон-вагону.
— Вот черти, дали нам жару! Еще бы чуть-чуть — и висели бы мы на осинах, — встретил комиссара Азин. — С Игнатием Парфенычем уже познакомился? — спросил он, помогая горбуну снять задубевший полушубок. Лутошкин, наш казначей, и писарь, и мудрец, и на гармошке игрец. Ах, черт их возьми! — вернулся Азин к колчаковским лыжникам. — Славный урок закатили, завтра и мы поставим на лыжи целый батальон.
— А где лыжи возьмете? — недоверчиво спросил Лутошкин.
— У мужиков. Тебя, Игнатий Парфенович, пошлю на поиски лыж. Хорошая идея!
— Эта идея сиюминутная, а я предпочитаю вечные.
— Вечность — понятие относительное.
— А что такое вечность, знаете, юный мой человек? — насмешливо спросил Лутошкин. — Раз в столетие птичка прилетает к Казбеку, чтобы поточить свой клювик. Когда весь Казбек источится, минует один день вечности…
Азин и Пылаев рассмеялись шутке Лутошкина: разговор перебрасывался с одной темы на другую.
— Правда ли, что вы переодеваетесь офицером и ходите на разведку в тыл белых? — спросил Пылаев.
— И такое бывает.
— Не дело начальника дивизии ходить в разведку.
— Комиссару тоже не следует соваться не в свое дело. Ты сам сейчас рисковал собой, — похвалил комиссара Азин.
Его похвалы всегда были сухими и краткими.
В салон-вагон влетел всполошенный Шурмин с телефонограммой в руке.
— Дериглазов оставил Бикбарду и бежит…
— Дериглазов без приказа оставил позиции? Шурмин, лошадь!
— Я тоже с вами, — заторопился Пылаев.
— Хочешь трусами полюбоваться? — спросил Азин, в сердцах хлопая дверью.
Снежные комья взметывались из-под копыт, встречные отскакивали с дороги; Пылаев и Шурмин едва поспевали за Азиным.
Показалась деревушка; у одной из изб стояли оседланные лошади. Азин подвернул к воротам, кубарем выкатился из седла. Ударом ноги распахнул калитку.
На крыльцо выскочил Дериглазов, с широкой улыбкой сунулся было к Азину, но тут же попятился.
— А, трус! А, подлец! — Азин замахнулся нагайкой.
Дериглазов поспешно нырнул в сени.
— Подлец, трус! Подлец, трус! — Азин рванул дверь, но в избу раньше его проскользнул Шурмин.
При появлении Азина бойцы повскакали с лавок; не замечая их, Азин пошел на Дериглазова с занесенной нагайкой. Шурмин перехватил его руку.
— Не смей его бить, не смей!
— Прочь, щенок!
Подоспевший Пылаев обхватил Азина за плечи.
— Ну что вы? Ну, хватит же! Ну, успокойтесь…
Азин так дернул ворот гимнастерки, что две медные пуговицы оторвались и покатились по полу. Бурка с него свалилась, красный шарф потерялся. Шурмин поднял бурку, принес из сеней шарф. Азин сел на лавку, оправил кобуру, поймал тревожный взгляд Дериглазова.
— Можешь не коситься на маузер. Тебя расстреляют твои же бойцы, как труса. Никогда бы не подумал, что в дивизии появились трусы, Что скажут московские рабочие, вятские мужики, латышские стрелки, если с поля боя бегут командиры? Что они скажут? «Военная дисциплина существует только на словах! Присяга только для красного словца! Мы погибаем за революцию, а комиссары с командирами драпают, спасая свои шкуры!» — выкрикивал он, снова ослепляясь злобой.
Азин арестовал Дериглазова, но осудить его как труса и дезертира и не хотел и не мог. Дериглазов все-таки остановил беглецов. Никакое следствие не могло бы установить, кто из бойцов третьего батальона побежал первым.
К третьему батальону была применена редкая, но страшная мера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229
А в приемной толпятся железнодорожники, ткачи, обувщики, ученые, артисты, даже буржуи. Да, Азин, те, кто исполняют трудовые повинности. Они резонно требуют хлеба, ибо работают. Комиссару продовольствия надо быть новым Христом, чтобы разделить десять вагонов муки на миллионы голодных ртов.
Пылаев пощипал хилые рыжие свои усики, рассмеялся коротким невеселым смешком.
— Такие-то дела, Азин! Не тебе жаловаться, что скверно воюешь, не мне твои жалобы слушать…
— Я хлеба-то слезы отправил, а ведь все станции, все пристани на Каме завалены зерном. Миллионы пудов гниют, а народ умирает от голода. На полях скирды осинником поросли, а народ умирает…
Азин не терпел жалоб, сам не любил жаловаться, но тут как-то само собой вышло. Все еще недоверчиво он поглядывал на Пылаева.
— В нехороший час прислали тебя, комиссар. Мы отступаем, отступаем, и нет конца отступлению. За станцию Щучье озеро — она тут, рядом, — дрались неделю, а все-таки сдали. Теперь зацепились за Бикбардинский завод, пока держимся. Бикбарду защищает Дериглазов — командир он несокрушимый, надеюсь на него, как на себя. И вот тебе крест, комиссар, подохнет, а не отступит.
Сухо лопнуло оконное стекло, осколки брызнули по столу. Вторая пуля прошила вагонную стенку над головой Пылаева.
Азин вылетел из салон-вагона, Пылаев поспешил за ним. Прыгая с подножки на перрон, увидел, как рассыпаются цепью бойцы: мимо промчался Шурмин с пучком гранат, за ним — горбун в белом колпаке. У пакгауза пулеметчик разворачивал свой «максим».
На полустанок наступали белые лыжники — их неожиданный рейд свидетельствовал о неприкрытых флангах дивизии.
Пулеметчик дал по наступавшим короткую очередь, но тут же сам ткнулся в сугроб; снег у его головы загорелся красным. Пылаев подбежал к убитому, упал перед пулеметом. Лыжники то появлялись, то исчезали за березами, противно повизгивали пули. Пылаев утратил чувство опасности. Очнулся он от внезапно нахлынувшей тишины.
Из сугробов поднимались телефонисты, разведчики, повара. Горбун снял колпак, вытер бородатое лицо.
— Как я надел эту штуковину? — удивился он.
Вместе с горбуном Пылаев вернулся к салон-вагону.
— Вот черти, дали нам жару! Еще бы чуть-чуть — и висели бы мы на осинах, — встретил комиссара Азин. — С Игнатием Парфенычем уже познакомился? — спросил он, помогая горбуну снять задубевший полушубок. Лутошкин, наш казначей, и писарь, и мудрец, и на гармошке игрец. Ах, черт их возьми! — вернулся Азин к колчаковским лыжникам. — Славный урок закатили, завтра и мы поставим на лыжи целый батальон.
— А где лыжи возьмете? — недоверчиво спросил Лутошкин.
— У мужиков. Тебя, Игнатий Парфенович, пошлю на поиски лыж. Хорошая идея!
— Эта идея сиюминутная, а я предпочитаю вечные.
— Вечность — понятие относительное.
— А что такое вечность, знаете, юный мой человек? — насмешливо спросил Лутошкин. — Раз в столетие птичка прилетает к Казбеку, чтобы поточить свой клювик. Когда весь Казбек источится, минует один день вечности…
Азин и Пылаев рассмеялись шутке Лутошкина: разговор перебрасывался с одной темы на другую.
— Правда ли, что вы переодеваетесь офицером и ходите на разведку в тыл белых? — спросил Пылаев.
— И такое бывает.
— Не дело начальника дивизии ходить в разведку.
— Комиссару тоже не следует соваться не в свое дело. Ты сам сейчас рисковал собой, — похвалил комиссара Азин.
Его похвалы всегда были сухими и краткими.
В салон-вагон влетел всполошенный Шурмин с телефонограммой в руке.
— Дериглазов оставил Бикбарду и бежит…
— Дериглазов без приказа оставил позиции? Шурмин, лошадь!
— Я тоже с вами, — заторопился Пылаев.
— Хочешь трусами полюбоваться? — спросил Азин, в сердцах хлопая дверью.
Снежные комья взметывались из-под копыт, встречные отскакивали с дороги; Пылаев и Шурмин едва поспевали за Азиным.
Показалась деревушка; у одной из изб стояли оседланные лошади. Азин подвернул к воротам, кубарем выкатился из седла. Ударом ноги распахнул калитку.
На крыльцо выскочил Дериглазов, с широкой улыбкой сунулся было к Азину, но тут же попятился.
— А, трус! А, подлец! — Азин замахнулся нагайкой.
Дериглазов поспешно нырнул в сени.
— Подлец, трус! Подлец, трус! — Азин рванул дверь, но в избу раньше его проскользнул Шурмин.
При появлении Азина бойцы повскакали с лавок; не замечая их, Азин пошел на Дериглазова с занесенной нагайкой. Шурмин перехватил его руку.
— Не смей его бить, не смей!
— Прочь, щенок!
Подоспевший Пылаев обхватил Азина за плечи.
— Ну что вы? Ну, хватит же! Ну, успокойтесь…
Азин так дернул ворот гимнастерки, что две медные пуговицы оторвались и покатились по полу. Бурка с него свалилась, красный шарф потерялся. Шурмин поднял бурку, принес из сеней шарф. Азин сел на лавку, оправил кобуру, поймал тревожный взгляд Дериглазова.
— Можешь не коситься на маузер. Тебя расстреляют твои же бойцы, как труса. Никогда бы не подумал, что в дивизии появились трусы, Что скажут московские рабочие, вятские мужики, латышские стрелки, если с поля боя бегут командиры? Что они скажут? «Военная дисциплина существует только на словах! Присяга только для красного словца! Мы погибаем за революцию, а комиссары с командирами драпают, спасая свои шкуры!» — выкрикивал он, снова ослепляясь злобой.
Азин арестовал Дериглазова, но осудить его как труса и дезертира и не хотел и не мог. Дериглазов все-таки остановил беглецов. Никакое следствие не могло бы установить, кто из бойцов третьего батальона побежал первым.
К третьему батальону была применена редкая, но страшная мера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229