что будет, если мы наткнемся на какое-нибудь осторожное животное, которое Гуго захочет сфотографировать, например на каракала, медоеда или очень редкую полосатую гиену, которые водились возле озера Лгарья. Вот когда мне приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы отвлечь Лакомку, а то он обязательно разразился бы победным кличем, и как раз в самый неподходящий момент! А уж самой мне и думать было нечего взглянуть на зверя. Я была несказанно благодарна маме, когда она согласилась взять на себя заботу о нашем сыне и мы с Гуго получили возможность выезжать без него.
Как-то вечером, перед закатом, в лагерь забралась полосатая гиена. В окрестностях озера Лгарья эти животные не такая уж большая редкость, но они стараются не попадаться на глаза людям, и об их образе жизни и поведении, собственно говоря, ничего не известно. В тот вечер гиена, удивительно красивое животное со светло-кремовой шерстью и волнистыми черными полосами, пробираясь мимо нашей кухни, приостановилась и заглянула внутрь. Я как раз купала Лакомку, но, услышав негромкий возглас Моро, завернула сына в простыню и потихоньку выбралась из палатки. Внезапно гиена навострила уши и бросилась бежать. Она скрылась за склоном холма, спускавшимся к озеру, и мы на машине поспели как раз вовремя, чтобы увидеть, как она гонится за сервалом, только что схватившим зайца. Маленькая грациозная кошка удирала очень быстро, и немного погодя гиена отказалась от погони, постояла минутку, а потом, оглянувшись на зрителей, пошла своей дорогой. В другой раз мы с Гуго следовали за полосатой гиеной, вышедшей на ночной промысел. Не обращая внимания на нашу машину, она шла себе вперед, вынюхивая что-то на земле и время от времени останавливаясь и отмечая своим запахом куртинку травы. Мы видели, как она погналась за стенбоком — небольшой антилопой, чуть покрупнее дикдика, — но жертве удалось удрать. Вскоре гиена скрылась в густых зарослях, и мы не смогли за ней следовать.
Иногда мы все вместе выезжали в ночную поездку. Лакомка отправлялся с нами — ему нравилось высматривать, как сверкают в свете фар глаза каких-нибудь ночных существ. Он был вне себя от восторга, когда видел глаза древесных галаго, горящие, как красные лампочки на новогодней елке, — они еще и летают в темноте, когда эти ловкие маленькие полуобезьяны перескакивают с ветки на ветку! Ему ужасно нравились и долгоноги: их сверкающие глаза описывали правильные дуги, когда зверьки прыгали на задних лапках, как крохотные кенгуру.
В кратере нам отравляли жизнь крысы, которые грызли все, что им попадалось. На озере Лгарья нас донимали африканские сони — графиуры. И хотя они портили наши вещи и бумаги не меньше крыс, нам было как-то легче простить это очаровательным древесным грызунам — за их большие глаза и пушистые хвостики. Как-то утром я взяла банку с джемом, собираясь намазать Лакомке к завтраку поджаренный хлеб, и что же — там, свернувшись среди жалких остатков джема, притаилась одна из негодниц! Мы с Лакомкой опрокинули банку набок да так и покатились со смеху, когда соня дала стрекача — хвост у нее был вовсе не пушистый, а весь склеенный и липкий. Я думаю, что эта соня, хорошенько вылизавшись, больше никогда в жизни не подойдет к клубничному джему.
В июне нам с Гуго нужно было побывать в Европе; оставив меня заседать на разных конференциях, Гуго вернулся через десять дней, собираясь перенести наш лагерь в другое место. Но Доув встретил его новостью: он обнаружил стаю гиеновых собак, у которых было логово и даже будто бы с щенками. Щенки там действительно были, и Гуго, уже распростившийся было с надеждой изучить поведение собак возле нор, снова воспрянул духом.
Вернувшись в августе вместе с Лакомкой, я пришла в ужас, увидев, как засуха опалила и иссушила равнины, хотя этого и следовало ожидать — ведь с февраля здесь не выпало почти ни капли дождя, если не считать одной-двух гроз. Земля повсюду была покрыта ссохшимися остриями или закрутившимися спиралями желто-серой травы. Пыль преследовала нас неотвязно, как кошмар, — набивалась в ноздри, в рот и в легкие, покрывала все вокруг серой пеленой, проникала повсюду, кроме герметически закрывающихся кофров для фотоаппаратуры; когда мы шли по протоптанным тропкам между палатками, пыль поднималась до колен. Но даже пыль может быть поразительно красивой — когда газели, как черные призраки, мчатся по равнине в ореоле пыли, горящей золотистым пламенем в лучах заходящего солнца.
Дни шли за днями, равнины все больше превращались в пустыню, и вместе с этим росло наше удивление: какое множество животных ухитряется выжить в таких условиях! Когда мы выезжали, нам всегда попадались жирафы и газели, бородавочники и страусы, гиены, шакалы и масса разной мелкой твари. Собаки тоже оставались на месте — видимо, они находили достаточно добычи, чтобы прокормиться самим и выкормить щенят. Но в конце концов исчезли и собаки, вновь отправившись в странствия. Тогда и мы свернули лагерь и после двухлетней напряженной полевой работы снова вернулись в свой дом на окраине Найроби и пробыли там на этот раз дольше, чем обычно. Лакомке довелось немного пожить жизнью нормального мальчишки: он играл в саду, ходил по утрам в детскую группу, спал в доме, на настоящей кроватке. Может быть, он вовсе и не скучал по широким просторам, где провел большую часть своей пока еще недолгой жизни. А вот мы с Гуго, разбираясь в своих фотографиях и мыслях, все время мечтали снова очутиться в своем лагере на озере Лгарья, снова увидеть животных, которых так близко узнали.
Каждое отдельное животное, которое мы изучали, проявляло собственный, индивидуальный характер, непохожий на характер его родного брата, или отца, или соседа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75