С такой высоты все двести пятьдесят квадратных километров дна кратера казались совершенно безжизненными. Но вот уж где нельзя было верить своим глазам! Первыми на фоне равнины четко обрисовались темные пятна — стада гну — и отдельные точки — одинокие носороги; затем стали различимы табуны зебр и наконец — окрашенные под цвет песка стада газелей Томсона и Гранта. Внизу, под нами, обрамленное бледно-розовым кружевом фламинго проступило маленькое содовое озеро, и мы прекрасно знали, что за озером в небольшом лесу Лераи прячутся слоны, буйволы, павианы и мартышки. В более высокой траве пологих холмов на дальнем краю кратера пасутся, должно быть, остальные стада слонов и буйволов, а также громадные стада канн, самых крупных африканских антилоп. Мы с Гуго собирались изучать хищников, и там, внизу, мы знали, нас ждут многочисленные хищники. В самом кратере постоянно обитали несколько прайдов львов, и среди них встречались самцы, украшенные великолепными черными гривами — красой и славой львов Серенгети. Пятнистых гиен в кратере такое же множество, как и в других районах Африки, — еще несколько лет назад служителям парка приходилось отстреливать по пятьдесят гиен в год, а то и больше, чтобы их не развелось слишком много. Теперь люди больше не трогают гиен, и, возможно, вследствие разрастания их популяций гиеновые собаки и гепарды, которые раньше встречались в основном лишь в кратере, переселились в другие места.
В кратере живут все три вида африканских шакалов — обыкновенный, чепрачный и более редкий полосатый. Большеухая лисица — она меньше европейской — водится на равнине во множестве, а удивительно красивый сервал — кошка ростом с шакала — попадается на высоких поросших травой обрывах вдоль рек и среди холмов. Леопард обитает на лесистых склонах, но порой спускается на дно кратера; в лесах и на равнинах водятся многие мелкие хищники — степной кот, циветта, грациозная генетта с длинным полосатым хвостом и несколько видов мунго.
Мы не торопясь ехали к деревянной хижине на отдаленном краю кратера, где должен быть наш лагерь. Везде буйно росла трава, и гну попадались буквально тысячами. Когда мы проезжали мимо одного, второго, третьего стада, наш сын приходил все в больший восторг и едва не вываливался из окна — так ему хотелось быть поближе к животным. Время от времени какой-нибудь шакал ставил уши торчком и разглядывал нашу машину, но при ее приближении подпрыгивал и отбегал в сторону. Один раз толстая уродливая гиена выкарабкалась из грязной лужи у самой дороги и затрусила прочь, оглядываясь на нас через плечо по свойственной всем гиенам привычке.
Хижина стала нашим домом, как только мы переступили ее порог. Она пряталась в тени гигантского фигового дерева, в ней всегда было прохладно, ее обволакивал неяркий зеленоватый свет, постоянное щебетание и чириканье птиц и неумолкаемое журчание небольшого мутного ручейка. Ручеек этот, несколько претенциозно называемый рекой Мунге, начинался высоко за гребнем кратера, прокладывал себе путь по холмистым склонам позади хижины и, посмеиваясь, разбивался на струйки в корнях фиговых деревьев, растущих вдоль русла, пока наконец не впадал в озеро на дне кратера. Из хижины в обрамлении низко нависших ветвей открывался вид на бесконечные равнины, озеро и лес Лераи, позади которого вздымалась стена кратера, отсекая весь внешний мир. Сама хижина — примитивная однокомнатная деревянная постройка, в которой есть только самое необходимое: столы, шкафы, буфет и большая кровать. Пол вымощен камнем и покрыт тростниковыми циновками, окна маленькие, потолок низкий. Когда-то хижину построили для студента, изучавшего гну в кратере, а теперь отделение охраны животных в Нгоронгоро сдает ее ученым, которые хотели бы здесь работать.
В нескольких метрах от хижины стоит крохотная бамбуковая кухонька, но двое наших африканских слуг предпочитали готовить еду на костре под открытым небом.
Во время нашего пребывания в кратере хижина главным образом служила безопасной детской для Лакомки, хотя мы с Гуго тоже спали там по ночам. Но кроме того, мы поставили несколько палаток — для еды, для работы и т. д. Весь день Лакомка играл в хижине, и кто-нибудь из нас обязательно был поблизости, а если мы сидели в «столовой», откуда открывался вид на равнину, он ползал неподалеку от нас.
«Не повезете же вы с собой ребенка в такую глухомань», — говорили нам многие друзья, когда родился Лакомка. «Теперь-то вам придется немного остепениться, а?» — со смехом замечали другие. Но мы с Гуго еще до появления ребенка решили: если нам это удастся — не менять из-за его рождения своего образа жизни. Гуго — натуралист, его специальность — фотографирование диких животных, ему необходимо выезжать в длительные экспедиции; оба мы считаем, что муж и жена, насколько это возможно, должны всегда быть вместе. К тому времени, когда мы переехали в кратер, Лакомка уже провел пять из девяти месяцев своей жизни в джунглях, и, право же, трудно было найти малыша здоровее и жизнерадостнее.
Разумеется, мы соблюдали осторожность. У нас был с собой радиотелефон, и мы в любую минуту могли связаться с Найроби. Так что, если б Лакомка — как, впрочем, любой из нас — заболел или нуждался в срочной помощи, мы могли либо вызвать врача, либо заказать самолет, который доставил бы нас в больницу. Мы никогда не оставляли Лакомку без присмотра, а когда он спокойно спал в надежной хижине, специальные установки, проведенные в обеденную и рабочую палатки, доносили до нас все звуки, давая нам знать, как только он проснется. Для пущей безопасности мы отгородили хижину проволочной сеткой, так что если бы ему и удалось ускользнуть на несколько минут из-под нашего надзора, то уж далеко он не ушел бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75