— Догадываетесь ли вы, что я с вами сделаю? — продолжал он хрипло.
— Со мной сделаете? — повторила она, не дрогнув ни одним мускулом. — Вы… вы ничего не говорили мне… Я не думала больше ни о чем… Но ведь вы не сделаете мне ничего дурного, не правда ли? Я ведь не виновата, что у моего дяди нет денег, чтобы выкупить меня.
— Понимаете вы, что я хочу сказать? — спросил он, сильно встряхнув ее за плечи и мрачно глядя на нее.
— Нет! — Она сделала попытку сбросить с себя его руки, но тем сильнее и крепче он удержал ее.
— Сколько вам лет?
— Мне? Семнадцать, — ответила она. Ложь легко сошла с этих губ, всегда ненавидевших всякую фальшь.
— Семнадцать?! — удивленно воскликнул он. — Честное слово?
Вместо ответа она презрительно вскинула голову.
— А я принял вас за женщину, по крайней мере лет двадцати пяти, но никак не меньше двадцати двух. Семнадцать — при такой фигуре! Совсем девочка, ребенок! Ведь вы же еще ничего не понимаете?
И, почти оттолкнув ее, точно сердясь не то на себя самого, не то на нее, он пошел к лошади. Жанна направилась к хижине. После этого первого столкновения и пережитого напряжения Жанна почувствовала во всем своем теле полную разбитость. Но тем не менее она поняла, что хорошо закинула петлю, и ее душевное равновесие сразу же восстановилось.
Дикий вид места заточения странно очаровывал ее. Под бальзаминовым деревом лежали два больших плоских камня, исполнявших, очевидно, роль скамеек, возле которых пробегал быстрый неширокий ручеек. На стволе дерева Жанна заметила что-то белое и, подойдя ближе, увидела червового туза, пригвожденного к коре несколькими пулями. Каждая отдельная дырочка касалась красного сердечка, но один выстрел пронизал его насквозь. Под этой дырочкой стояло грубо нацарапанное карандашом имя «Гульден». Когда Джим Клайв напугал ее именами Келса и Гульдена, ей и в голову не пришло, что речь идет о настоящих людях, с которыми ей придется встретиться и пережить столько страхов. Теперь же она была пленницей одного из них. Ей захотелось расспросить Келса, что представляет собой этот Гульден.
Блокгауз походил на коробку без окон, без печи; пол его был устлан сухими и полусгнившими ветвями бальзамина. Едва заметная тропинка шла от хижины вдоль ложбины. Жанна поняла, что эта дорога уже несколько месяцев не видала ни одной лошади. Келс в самом деле хорошо выбрал место, запрятав ее в этой дыре. Только индеец мог бы проследить весь его путь, друзьям же никогда не отыскать ее в этой западне.
Долгая езда давала себя знать. Жанна разгорячилась. Вся она была покрыта пылью, руки расцарапаны, волосы растрепаны, юбка разорвана. Подойдя к своему седлу, она открыла потайной карман и пересчитала свои вещи. Их было немного, но теперь, принужденная жить в такой глуши, она очень их ценила. Достав полотенце, мыло и гребенку, она пошла к ручью и, засучив рукава, принялась приводить себя в порядок. Ловкими пальцами расчесав волосы, она сделала ту прическу, которую носила, когда ей было всего шестнадцать лет. Затем решительно направилась к Келсу, распрягавшему тем временем лошадей.
— Давайте я помогу вам приготовить ужин! — сказала она.
Стоя на коленях среди беспорядочно разбросанных по земле пакетов, он удивленно поднял на нее глаза; оглядев сперва ее прекрасно-округленные, сильные с нежным загаром руки, но остановившись на ее лице, порозовевшем от усердного омовения ключевой водой, и воскликнул:
— Ого! Вы прямо прелесть, что за девушка!
Эти слова были сказаны с таким простым восхищением, без всякой тени двусмысленности, что будь он даже сам дьявол во плоти, и тоща этот комплимент можно было бы спокойно принять просто как дань красоте и молодости.
— Рада слышать это, но, пожалуйста, не говорите мне этого слишком часто, — просто ответила она и с деловым видом принялась помогать ему развязывать тюки. Когда все было приведено в порядок, она замесила тесто, а он стал разводить костер. Он больше подчинялся ее ловкости, чем желанию помочь ей. Говорил он мало, но подолгу смотрел на нее и временами впадал в задумчивость. Положение было ново и странно для него. Иногда Жанна читала его мысли, но порой он становился для нее загадкой. Она хорошо сознавала, какое впечатление оказывает на него ее присутствие. С руками, испачканными в муке, склонившаяся над сковородкой, она знала, насколько такая женщина способна удивить мужчину. Вместо разбитой, расслабленной и плачущей по своему дому девушки она показывала себя личностью с выносливой, богатой душой, которая не падает духом даже в самую критическую минуту.
Вскоре они сели один против другого и, скрестив ноги, принялись за ужин. Жанне все казалось сном, но она знала, что этот сон превратился в явь. Постепенно любезность исчезла с лица Келса и уступила место некоторой сухости. Он обращался к ней только тогда, когда подавал ей что-нибудь из еды: мясо, кофе или хлеб. После ужина он ни за что не разрешил ей вымыть сковородки и горшки и всю эту работу выполнил сам.
Жанна снова пошла под дерево и села невдалеке от костра. Вся ложбина наполнилась пурпурными сумерками. Высоко на острой скале догорал последний луч заката. Ни ветерка, ни звука, ни малейшего движения. Жанна задумалась. Где мог сейчас находиться Джим Клайв? Как часто проводили они вместе такие вечера. Она вновь почувствовала гнев против него и, сознавая свою вину, по-прежнему обвиняла одного его. Затем ей вспомнились дом, дядюшка и ее добрая тетка. Ах, как много у нее причин для горя! За этих дорогих ей людей она гораздо больше печалилась, чем за самое себя. На мгновение ее мужество ослабело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73