В клубящейся какофонии запахов,
звуков и цветов почти терялся слабый, далекий голос Эдгара...
- Ты когда-нибудь задумывался, почему мы все так стремимся иметь
детей? Парни твоего возраста влюблялись и мечтали о свадьбе во все
времена. Но никто из них не собирался немедленно заводить ребенка. А
многие ухитрялись прожить всю жизнь, не имея детей и не чувствуя себя
ущербными.
Новая нитка в дрожащем цветном узоре. Булькающий звук наливаемого
коньяка. Сложный рисунок запаха...
- Мы - раса уродов, Миша. Раса генетических уродов. Мы исковеркали
себя авариями атомных реакторов и химических заводов. Мы проводили
мутации, которые должны были сделать нас лучше... Лучше, чем мы могли
быть. Ты ведь тоже результат этих экспериментов, Миша. И прекрасно
знаешь им цену... иначе не ходил бы с фильтрами в носу, стараясь
забыть о даре, которым тебя наделили. Мы здоровы телесно, но в наших
телах спят генетические бомбы, проклятие будущих поколений.
Дети-дебилы, без ног и пальцев, без ушей и волос. Дети, которые не
должны родиться. Вот откуда наши генетические центры, наши проверки на
взаимную совместимость. Лишь одна пара из восьми получает право иметь
детей друг от друга. Для других - генетические доноры, приемные
дети... А то и полная стерилизация. То, что всегда было нормой, стало
исключением. Предметом гордости. Показателем собственной
полноценности.
- Не читай мне лекций, Эдгар, - прошептал я. - Да, я хочу быть
полноценным. И хочу жить с девушкой, которую люблю. Неужели я виноват,
что ее предки обитали рядом с хранилищами радиоактивных отходов и
чадящими фабриками?
- Конечно нет, Миша. Мы расплачиваемся за чужие грехи. А ведь это
несправедливо.
- Прошлое не изменишь, - с невольной горечью сказал я. - И что
толку в том, справедливо оно или нет.
- Как знать, Миша.
Я прикрыл глаза сосредоточиваясь. Задержал на мгновенье дыхание,
разгоняя цветной туман перед глазами. И посмотрел в лицо Эдгара -
посмотрел человеческим взглядом, а не сверхзрением "нюхача".
- Что ты хочешь мне предложить, Эдгар?
Он колебался. Все еще колебался, разглядывая меня сквозь
заполненное алкогольными парами сознание.
- Вначале ответь, Миша... Ты согласен нарушить закон, чтобы помочь
мне и себе?
- Да.
- Ты уверен?
- Да.
- Скажи... ты смог бы отличить запах моего родственника...
например сына, от запахов других людей? Найти его среди тысячи чужих,
незнакомых?
- Я проделал это десять минут назад.
Эдгар кивнул соглашаясь. И заговорил, быстро, словно боясь
передумать:
- Моя семья погибла, Миша. А еще за два года до этого я попал под
облучение. Детей у меня больше не будет. А ведь мой генотип был близок
к эталонному. Здоровые предки, никаких мутаций и наследственных
болезней. Я даже был генетическим донором три с половиной года... В
двух десятках семей растут мои дети, понимаешь?
- Ты хочешь, чтобы я нашел их? Это не просто незаконно, это
невозможно. Я не могу обнюхать миллионы людей.
- Речь не идет о миллионах. Мне стали известны, абсолютно
случайно, дата и город, где родился мой сын. У тебя будет список из
тысячи семей, которые нужно проверить. Найди его, найди моего сына!
Остальное я беру на себя.
Я кивнул. Тысяча семей, тысяча мальчишек, не подозревающих, что
они приемные дети. Работы на полгода, на год. Я могу совершить эту
подлость, могу сравнить их запах с запахом Эдгара. Выделить десяток
ароматических групп, составляющих неповторимую индивидуальную карту
человека по имени Эдгар. И найти мальчишку, у которого окажется
половина из них.
- А как ты собираешься помочь мне?
Эдгар подобрался как перед прыжком в холодную воду. - Я работаю в
Темпоральном Институте. Руководителем экспериментальной группы.
Я понял. И почувствовал, как по коже прошелся холодок. Я сделаю
для Эдгара подлую, незаконную вещь.
А он совершит подлость для меня.
Кабина спортивного флаера не отличается комфортом.
Одно-единственное кресло, не слишком мягкое и не способное
превратиться в кровать. Зато это очень быстрая, маленькая и незаметная
машина. Как раз то, что нужно.
Потягивая через соломинку лимонад - не слишком холодный, мне
всегда приходилось беречься от простуды, - я проглядывал отпечатанный
на бумаге список. Эдгар не хотел доверять его компьютерам - и был
прав.
В городке, куда я прилечу на рассвете, живут три семьи, внесенные
в список "подозреваемых". Сейчас ночь, и они мирно спят, не зная о
том, как хрупок их покой. Наше время отвыкло от преступлений.
Звезды смотрели на меня сквозь колпак кабины - крошечные холодные
огоньки. Когда-то мне нравилось повторять слова Канта - про звездное
небо над нами и нравственный закон внутри нас. Сейчас я был бы рад
забыть это сравнение.
Человек не способен изменить собственное прошлое. Эдгар, имеющий и
власть, и доверие в Темпоральном Институте, не мог отправиться на год
назад, в прошлое, и спасти семью от страшной, нелепой смерти. Ведь
этим он неизбежно изменял свое настоящее, то самое, в котором его
семья погибла. Он убивал бы самого себя, знающего о трагедии и
пытающегося ее предотвратить. Замкнутый круг, временная петля,
осознанная людьми еще тогда, когда машина времени казалась
фантастикой. Наверное, он провел не одну бессонную ночь, читал
серьезные научные труды и дешевые фантастические романы в поисках
выхода... И напивался до потери памяти, понимая, что выхода нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32