Но знатоки меня разочаровали. Минут двадцать я смотрел, как
Знаменский с Томиным расследовали кражу двух рулонов ситца на фабрике.
Вроде бы всем уже было ясно, что главная воровка - замдиректора по
хозяйственной части, женщина умная, но с большими пережитками в сознании,
однако знатоки упорно это не замечали. Сообразив, что поймут они это лишь
к концу второй серии, я тихонько выбрался из кресла, выключил телевизор,
сполоснул кефирную бутылку и отправился спать.
Минут двадцать я честно пытался заснуть. Считал в двоичном коде от
нуля до тысячи, вспоминал всякие забавные, хорошие истории, случавшиеся в
институте на моей памяти - как Ойра-Ойра помогал Магнусу Федоровичу
испытывать джинсы-невидимки, и какой конфуз из этого вышел, или как
Кристобаль Хозевич решил-таки на "Алдане" принципиально нерешаемую задачу,
но результат оказался принципиально непостижимым...
Подумав об "Алдане" и двух своих неумело сделанных дублях, шатающихся
сейчас возле пульта, я загрустил. Они Володьке насчитают... так насчитают,
что извиняться устану. А ведь можно часам к десяти все закончить, а потом
повозиться в свое удовольствие...
Додумывая эту мысль, я поймал себя на том, что уже не лежу в кровати,
а приплясываю посреди темной комнаты, одеваясь. Ну и ладно. Нечего
бездельничать. Не запугает меня Янус...

...Вахтерша приоткрыла окошечко, когда я сбежал в вестибюль, и с
легкой надеждой спросила:
- В кино пошел, Саша?
- Нет, на работу... забежать надо на минутку... - виновато ответил я.
Вахтерша наша, Лидия Петровна, словно поставила своей основной целью
следить за соблюдением трудового законодательства сотрудниками института.
На улице было холодно и пустынно. Чтобы не замерзнуть, я пробежался
до института и влетел в двери так энергично, что какой-то домовой,
вытирающий пыль с прикованного у двери скелета, испуганно шарахнулся в
сторону, а скелет попытался зажмуриться. Мне стало немножко стыдно, и я
перешел на шаг. Работа кипела вовсю. По второму этажу десяток лаборантов
тащили самое настоящее бревно, облепив его, словно муравьи спичку. Я
секунду постоял, соображая, не нужна ли ребятам помощь, как они собираются
протащить бревно в узкую дверь, и зачем им это самое бревно нужно. Но
лаборанты были такими шумными и энергичными, что я не рискнул вмешиваться
и пошел к себе, на четвертый. У дверей электронного зала я секунду
постоял, вслушиваясь, потом резко вошел. Как ни странно, все было в полном
порядке. Первый дубль сидел за столом и что-то писал на бумажке. Второй,
пристроившись у него за спиной, бормотал:
- Запятую, запятую не туда поставил...
Я подошел и глянул. Дубль самонадеянно проверял мою программу.
Запятая и впрямь была не на месте. Я вздохнул. Первый дубль покосился на
меня и быстро исправился.
- Работать-работать, - сурово велел я, отходя к "Алдану".
Машина работала вовсю. Гудели ферритовые накопители, щелкали реле,
перемигивались лампочки. Я погрозил дублям пальцем и величественно вышел.
Меня посетила хорошая мысль.
Безалаберный Витька, конечно же, и не подумает взять цемент для
ремонта. Следовало запастись им самому, а завтра поутру принудить Корнеева
к трудотерапии. Ухмыльнувшись, я поднялся на пятый этаж и подошел к
кабинету Камноедова.
Кабинет, конечно же, был закрыт и охранялся суровыми ифритами. Модест
Матвеевич трудовую дисциплину никогда не нарушал...
Я быстренько прошел мимо стражей и свернул в маленький темный
коридорчик. Вел он в казармы домовых, у которых всегда можно было
раздобыть известки, гвоздей или шпингалеты. Домовые - существа крайне
запасливые, и все сотрудники по мелочам пользовались их услугами.
Дверца, ведущая в казармы, была замаскирована под картину,
изображавшую бревенчатый домик на краю пшеничного поля. Домовых, похоже,
частенько одолевала ностальгия, ибо картину эту, по слухам, нарисовал
кто-то из них. Я постучал пальцем по нарисованному домику, пытаясь попасть
по крошечной двери, и картина плавно повернулась, пропуская меня в
казарму.
Здесь было темно и тихо. Впрочем, тишина казалась ненатуральной,
словно только что шел галдеж и веселье, а теперь остались лишь шорохи по
углам. Открыв рот, я уже собрался было гаркнуть, подзывая дневального,
когда кто-то подскочил ко мне из темноты.
- О, кто пришел...
Онемев от такого панибратского тона, я оглянулся и увидел домового.
Знакомого по утреннему падению...
- Давай, не смущайся, проходи, - домовой цепко схватил меня за рукав
и крикнул: - Мужики, это свой!
Сразу же где-то в глубине казармы вспыхнул свет, и домовой потащил
меня туда, тихонько напутствуя:
- Ниче, не робей. Держись спокойно, сам не груби, но ежели кто начнет
подсмеиваться - ответь достойно.
- Э... Кеша... - с трудом вспомнив имя домового ответил я. - Мне бы
цемента немножко...
- Ладно, остынь! - домовой замахал волосатой лапкой. - Подождет твой
Привалов, не сахарный. Посидишь у огонька...
Огибая двухъярусные железные койки, мы вышли в центр казармы, где
высилась самая настоящая русская печь. Вокруг нее на полу сидело десятка
два домовых, подозрительно оглядывая меня. Я лишь покачал головой, при
виде такого нарушения правил пожарной безопасности, но решил, что домовые
в русских печах толк знают.
- Свой он, свой, Гена! - сообщил Кеша. - Приваловский дубль, мы
утречком познакомились!
- Компанейский ты мужик, Иннокентий, - сурово ответил один из
домовых, разлегшийся у самого огня и помешивающий угли босой ногой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22