МОЙ ПАПА - АНТИБИОТИК


Сквозь сон я услышал тихий гул снижающегося флаера. Тонкое угасающее
пение плазменных моторов, шорох ветра, путающегося в плоскостях. Окно в
сад было открыто, а посадочная площадка у нас совсем рядом с домом. Папа
давно уже грозится перетащить керамические плитки, из которых выложен
пятиметровый посадочный круг, подальше в сад. Но делать этого, наверное,
не собирается. Если уж ему понадобится сесть бесшумно, то он приземлится с
отключенными двигателями. Этого делать нельзя, слишком опасно и сложно, но
папа на такие мелочи не обращает внимания.
Дело в том, что мой папа - антибиотик.
Не открывая глаз, я сел на кровати. Пошарил рукой по столу, где была
сложена одежда, но передумал и побрел к двери прямо в пижаме. Ноги
путались в длинном теплом ворсе ковра, но я нарочно старался не отрывать
их от пола. Мне очень нравится этот толстенный мягкий ковер, на котором
можно кувыркаться, прыгать и делать все что угодно, не рискуя сломать себе
шею.
За окном гулко стукнули посадочные стойки флаера. Сквозь веки
просочился тускло-красный свет тормозного выхлопа.
По-прежнему не размыкая глаз, я открыл дверь, начал спускаться по
лестнице. Если папа приземлился "громко", значит, он хочет, чтобы я знал -
он вернулся. Но и я хочу показать, что знаю это.
Шаг, еще шаг. Некрашенные деревянные ступени приятно холодили ноги.
Не мертвой стылостью металла, не равнодушным ледяным ознобом камня, - а
живой, ласковой прохладой дерева. По-моему, настоящий дом обязательно
должен быть деревянным. Иначе это - не дом, а крепость. Укрытие от
непогоды...
Шаг, еще шаг... Я сошел с последней ступеньки, встал на гладкий
паркет холла. Забавно определять свое положение по состоянию пола. Шаг,
еще шаг. Я уткнулся лицом во что-то твердое и гладкое, как сталь;
скользкое и упругое, как рыбья чешуя; теплое, как человеческая кожа.
- Гуляешь во сне?
Отцовская рука взъерошила мне волосы. Я уставился в темноту, пытаясь
разглядеть хоть что-нибудь. Ну конечно, папа вошел в дом, не зажигая
света.
- Включить свет, - обиженно сказал я, пытаясь увернуться от отцовской
ладони.
По углам холла начали разгораться желто-оранжевые светильники.
Темнота сжалась, убегая в широкие прямоугольники окон.
Папа, улыбаясь, смотрел на меня. Он был в десантном спецкостюме, и
обтягивающий его тело черно-смоляной биопластик уже начинал светлеть.
Приспосабливался к изменившейся обстановке.
- Ты прямо с космодрома? - спросил я, с восхищением глядя на отца.
Как обидно, что сейчас ночь и никто из одноклассников его не видит...
Спецкостюм казался тонким, наверное, из-за того, что мускулы рельефно
выделялись под тканью-хамелеоном. Но это только иллюзия. Биопластик
выдерживает температуру в полтысячи градусов и отражает очередь из
крупнокалиберного пулемета. Ткань, из которой сделан спецкостюм, имеет
одностороннюю подвижность. Не знаю, как это устроено, но если дотронуться
до комбинезона снаружи - он твердый, словно из металла. А когда надеваешь
спецкостюм (папа иногда мне разрешает), - он мягкий и эластичный.
- Мы приземлились час назад, - рассеянно сказал, ероша мне волосы,
папа. - Сдали оружие, и сразу по домам.
- Все в порядке?
Папа подмигнул мне, заговорщически оглянулся.
- Все более чем в порядке. Болезнь ликвидирована.
Слова были обычными, как всегда. А вот улыбка у папы не получилась. И
спецкостюм у него никак не мог успокоиться: поблескивали разбросанные по
ткани датчики, мерцала разноцветным непонятным узором индикаторная панель
на левом запястье. По цвету спецкостюм уже ничем не отличался от
бледно-голубых обоев. Шагни папа к стене - и его невозможно будет
заметить.
- Пап, - чувствуя, как слетает с меня сон, прошептал я. - Трудно
пришлось?
Он молча кивнул. И нахмурился - теперь уж абсолютно по-настоящему.
- А ну-ка, марш в постель! Два часа ночи!
Наверное, таким голосом он отдает приказания там, на планетах,
пораженных болезнями. И никто не решается спорить.
- Есть! - четко, в тон папе, ответил я. Но все-таки спросил
напоследок: - Пап, ты не видел...
- Нет. Ничего, теперь сможешь болтать со своим другом снова. Связь с
планетой восстановят к утру.
Я кивнул и пошел вверх по лестнице. Оглянувшись, у самой двери
увидел, что папа стоит на пороге и стягивает с себя гибкую голубую броню.
Перегнувшись через перила, я смотрел, как перекатываются у него по спине
тугие клубки мышц. Я никогда не смогу так накачаться, не хватит терпения.
Папа заметил меня и махнул рукой:
- Ложись, Алик. Подарок покажу только утром.
Это здорово, подарки я люблю. Папа дарил их мне, еще когда я был
совсем маленьким и не знал, кем он работает.

Когда от нас ушла мама, мне было пять лет. Помню, как она целовала
меня - я стоял у двери, никак не мог понять, что происходит. Потом мама
ушла. Навсегда. Она сказала, что я могу приходить к ней в любой момент, но
я так и не пришел. Потому что узнал, из-за чего они с папой рассорились, и
я обиделся. Оказывается, маме не понравилось, что папа служит в Десантном
Корпусе.
Однажды я случайно услышал их спор. Мама говорила что-то отцу - тихо,
устало, так говорят, когда доказывают самому себе, а не собеседнику.
- Неужели ты не видишь, в кого превратился, Борис? Ты даже не робот -
для них есть Три Закона, а для тебя ни одного. Ты делаешь то, что тебе
прикажут, не думая о последствиях.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2