Любовь ЛУКИНА
Евгений ЛУКИН
КАНИКУЛЫ И ФОТОГРАФ


1
За "Асахи Пентакс" оставалось выплатить немногим больше сотни. Стоя
над огромной кюветой, Мосин метал в проявитель листы фотобумаги. Руки его
в рубиновом свете лабораторного фонаря казались окровавленными.
Тридцать копеек, шестьдесят копеек, девяносто, рубль двадцать...
На семи рублях пятидесяти копейках в дверь позвонили. Мосин не
отреагировал. И только когда тяжелая деревянная крышка опустилась на
кювету с фиксажем, скрыв от посторонних глаз левую продукцию, он распрямил
натруженный позвоночник и пошел открывать.
- Мосин, тебе не стыдно? - с порога спросил инженер-конструктор
Лихошерст.
Мосин хлопнул себя по лбу, но затем, спохватившись, переложил ладонь
на сердце.
- Валера! - страстно сказал он. - Честное слово, фотографировал. Но,
понимаешь, пленку перекосило.
- Голову оторву, - ласково пообещал Лихошерст.
Мосин обиделся.
- Правда перекосило... - И, понизив голос, поинтересовался: - Тебе
пеньюар нужен?
- Не ношу, - сухо ответил инженер. - И не заговаривай мне зубы.
Завтра утром стенгазета должна быть на стенде!
Мосин открыл "дипломат" и достал оттуда фирменный целлофановый пакет.
- Розовый. Английский, - сообщил он с надеждой. - У твоей жены какой
размер?
Лихошерст насмешливо разглядывал неширокую мосинскую грудь, обтянутую
бледно-голубой тенниской, на котором жуткая акула старательно разевала
пасть, готовясь заглотить безмятежную красавицу в темных очках.
- Растленный ты тип, Мосин. Наживаться за счет редактора стенгазеты -
все равно что грабить вдов и сирот. Если не секрет, откуда у тебя пеньюар?
Мосин смутился и пробормотал что-то о родственнике, приехавшем из
Караганды.
- В общем, работай, - не дослушав, сказал Лихошерст. - И чтобы после
обеда фотографии были, а то утоплю в проявителе.
Мосин закрыл за ним дверь и с минуту неприязненно смотрел на
фирменный пакет. В списке тех, кому он собирался сбыть пеньюар, Лихошерст
стоял последним. Надо же - так промахнуться! Интуиция говорила, что с
руками оторвут, а вот поди ж ты...
Мосин меланхолично перебросал снимки в промывку и - делать нечего -
пошел выполнять задание. Нужно было сфотографировать двор НИИ, причем так,
чтобы беспорядок у дверей склада сразу бросался в глаза.
Он отснял пару кадров с близкого расстояния, потом попробовал
захватить широкоугольником весь двор. Для этого пришлось отойти к самой
стене и даже влезть в заросли обломанной сирени.
Где-то неподалеку задорный молодой голос что-то лихо выкрикивал.
Звук, казалось, шел прямо из середины куста.
Мосин раздвинул ветки и обнаружил в стене дыру. Кричали на той
стороне. Он заглянул в пролом и увидел там босого юношу в розовой
кружевной рубашонке до пупа и защитного цвета шортах, который, ахая и
взвизгивая, рубил кривой старинной саблей головы репейникам. Делал он это
самозабвенно, но неуклюже. Метрах в сорока высилась рощица серебристых
шестов разной высоты и торчали какие-то многоногие штативы. Мосин ахнул.
ЗА СТЕНОЙ, ПО СОСЕДСТВУ С НИМ, РАБОТАЛА КИНОГРУППА! И, СУДЯ ПО
ОБОРУДОВАНИЮ, ИНОСТРАННАЯ.
Парень с саблей явно не репетировал, а развлекался. Предположение
оказалось верным: на рубаху раздраженно заорали. Тот обернулся на крик и с
индейским воплем принял оборонительную позицию. Тогда к нему подбежал
технический работник в серебристой куртке и отобрал саблю.
Мосин рассмеялся. Легкомысленный статист ему понравился.
К сожалению, досмотреть, чем кончится конфликт, было некогда. Мосин
вернулся в лабораторию, проявил пленку и решил, что, пока она сушится,
стоит побывать за стеной. Поправил перед зеркалом волосы и, зачем-то
прихватив "дипломат", вышел.
Вынув несколько расшатанных кирпичей, он довел пролом до нужных
размеров и пролез на ту сторону.
Киношники работали на обширном пустыре, зеленом и ухоженном, как
футбольное поле. Везде было понатыкано разной зарубежной техники, а в
центре, как бы для контраста, громоздилась мрачная замшелая изба, возле
которой отсвечивала медью огромная старинная пушка художественного литья.
Видимо, снимали что-то историческое. Между двумя арбузными горами ядер,
нервно оглаживая раскидистые усы, вышагивал длинный иностранный киноактер.
Мосин не интересовался историей. Но даже ему стало ясно: что-то они
здесь напутали.
Во-первых, на иностранце был фрак, на антрацитовых плечах которого
горели алые эполеты с золотой бахромой. Под правый эполет был пропущен
ремень вполне современной офицерской портупеи, на которой непринужденно
болтался обыкновенный плотницкий топор. Черные облегающие брюки были
вправлены в яловые сапоги гармошкой. Когда же киноактер снял кивер и
солнце приветливо заиграло на его смуглом бритом черепе, Мосин
окончательно разинул рот и начал подбираться поближе. "Комедию снимают", -
догадался он.
Его хлопнули по плечу. Мосин вздрогнул и обнаружил, что стоит рядом с
давешним статистом в розовой кружевной рубашонке.
- Денис Давыдов! - восхищенно поделился парень, кивнув в сторону
актера. - А?!
Сказано это было без акцента, и Мосин заморгал. Неужели переводчик?
Он в смятении покосился на рубашонку и заметил в пальцах у собеседника
тонкую длинную сигарету с черным фильтром. Это уже был повод для
знакомства, и Мосин выхватил зажигалку.
1 2 3