«Даниил Андреев. Собрание сочинений в 4 томах. Том 2»: Русский путь; 2006
Даниил Андреев
Голоса веков

(1906–1959)
Палестинская мелодия

Гладит предутренний ветер вечно-священные камни.
Над Галилеею грустной руки воздел муэдзин.
Лижет бесшумное время прах Вифлеема и Канны,
И с минаретов вечерних слышно: Алла-иль-Алла.

Розовым встанут миражем храмы и рощи Дамаска,
Жены под светлой чадрою нижут сапфир и опал.
Лишь набегающий ветер, волн благосклонная ласка…
Смолкли призывные трубы Ангела, Льва и Орла.

Но, как и прежде, задумчивы те же рыбацкие мрежи,
Дремлют гроба крестоносцев, миррой и кедром дыша,
И разноликие толпы молятся снова и снова,
К плитам Господнего Гроба с моря и суши спеша.
1930-е
Серебряная ночь пророка

Над белоснежною Меккою гибкой планеты хвост,
Дух песков накалённых и острых могучих звёзд.
Звёзды вонзают в душу тысячи звонких жал….
Благоговейный трепет сердце пророка сжал.
Слышится ближе, ближе шум непомерных крыл:
Конь с человеческим ликом россыпи неба скрыл;
Грива — белыми волнами, сам он — словно туман;
Имя коню — Молния, эль-Бохран.
Мчит пророка на север десятикрылый гонец,
Хлещет сирийский ветер, душит, и наконец,
Весь запылён пустынею, сполохами палим,
Сходит ночной наездник в спящий Иерусалим.

В уединённом храме ждут Моисей и Христос,
Вместе молятся трое до предрассветных рос.
И в выси, откуда Солнце чуть видимо, как роса,
Конь ездока возносит на Первые Небеса.

Иерархии гигантские ширятся впереди:
Между очами ангела — тысяча дней пути…
Но на последнее Небо глагол непреклонный звал:
Скрывают лицо Аллаха семьдесят покрывал,
И за покрывалами — голос, как ста водопадов шум,
Как опоясанный громом и молниями самум:
— Восстань и гряди, избранник, вдоль всех городов и стран,
Провозглашай народам Мой истинный Аль-Коран!

Головокруженье… омут… отпрянувшие Небеса,
Звёзды, летящие вверх… Гаснущие голоса…
Толща холодных туч… Старый кирпич стен…
Ещё не остывшее ложе и плоти свинцовый плен.
По-прежнему бдит над Меккой белой кометы хвост,
Дух песков остывающих и острых могучих звёзд.
1933
Титурель

1
— Кто ты, мальчик? куда?.. Твои волосы
Нежней королевского золота,
Тебе пажом надо стать…
Отчего ты один? Где мать?

— Титурэль мое имя. Я вышел,
Когда рассказал мне дед
О песне: он сам её слышал
И прекраснее в мире нет.
Ту песню ангелы пели
В Сальватэрре, земле святой…
Нет на свете другой мне цели,
Как дорога к стране той.

— Ты ошибся, дитя. Туда
Надо плыть по многим морям.
Попадают даже суда
То к пиратам, то к дикарям;
А когда каравелла в шторм
На подводной рухнет скале
Яйца чаек, единственный корм,
Испечёшь ты в тёплой золе.
Но нечего будет пить,
И когда оборвётся нить,
Ты обрадуешься концу.
Возвращайся ж, дитя, к отцу.

Меняются годы, несутся года и года,
Мужает упорство, духовная крепнет страда,
И встречные птицы с небесным лучом на крыле
Всё дальше и дальше манят его в путь по земле.

2
— Кто ты, юноша? и куда?
Благородна твоя стать,
Твои тонкие руки не знают труда,
Тебе надо рыцарем стать!

— Мне не надо быть рыцарем. В рубище сером,
Как Спаситель ходил по земле,
Я достигну скорей Сальватэрры
В этом мире, лежащем во зле.

— В Сальватэрру путь долог и крут.
Далека твоя цель ю не дойти!
Византийцы в рабы продадут,
Сарацины убьют по пути.

— Но не знаю другой я цели;
Невозможен мне путь иной.
Помолись о рабе Титурэле,
О дороге его земной.

Меняются страны, несутся года и года,
Встают из-за моря империи и города,
И плачутся ветры, и волны бушуют во мгле
О пламенном хоре, которого нет на земле.

3
— Без оружия?! Путник, зачем
Ты бредешь в эту степь один?
Азра пала, пал Вифлеем,
По пятам спешит Саладин!

— Но к неверным проникну легче я
Без оружия и щита.
Да будут щитом мне вера моя,
Смирение и нищета.

— Э, мы тоже верили прежде,
Пока от бед и утрат
Нас хранило, подобно надежде,
Имя Конрада Монферрат.

Но погиб он — и пламень веры
Победы нам не стяжал:
Оттеснены тамплиеры,
И Тевтонский орден — бежал.

Меняется время, несутся года и года,
Нигде нет покоя, нигде, никогда, никогда
И чайки, и бури, и кедры на кажлой скале
Тоскуют о хоре, которого нет на земле.

4
— Мир тебе, страник Аллаха!
Гостем быть удостой,
Стопы от жаркого праха
Под кровом шатра омой.
Ты стар, голова в сединах,
Но вижу твой дух — в огне.
Когда до святой Медины
Дойдешь — помолись обо мне.

— Брат! Не святыня Каабы,
Не царственный город Ислама
Не мудрость ученых арабов,
Не светоч Христова Храма
Иная жжет меня рана,
И жажда неутолима
Ни пенной струей Иордана,
Ни солнцем Иерусалима.

Уж силы мои догорели,
Но слава нищей судьбе…
Молись о рабе Титурэле,
Как я молюсь о тебе.

В песках Сальватэрры влачатся года и года,
Барханы песчаные за чередой череда,
И лишь умирая, во всепоглощающей мгле,
Услушит он голос, которого ждал на земле.

Прострут ему ангелы дивную Кровь в Хрустале
Причастье и радость для мира, лежашего в зле,
Чтоб в горних высотах, молчаньем и тайной объят,
Хранил ее вечно незыблемый град Монсальват.

И будут сходить от обители по ледникам
Народоводители к новым и новым векам,
Пока на земле хоть один еще есть пилигрим,
Духовную жаждой, как пламенем смертным, палим.
1934
* * *
Мне радостно обнять чеканкой строк,
Как влагу жизни — кубком пира,
Единство цели, множество дорог
В живом многообразье мира.

И я люблю — в передрассветный миг
Чистейшую, простую негу:
Поднять глаза от этих мудрых книг
К горящему звездами небу.
1 2