Я хотя не жид, но, похоже, вечен,
И бессмертен буду до смерти самой.
Я бы и взвалил небосвод на плечи -
Боги не дают, опасаясь срама.
И сомненья их не без почвы, ибо
Из меня не выйдет кариатиды.
Март уже в разгаре: блефуют Рыбы,
Но пока еще не настали Иды.
Все-то мне неймется быть в Риме первым.
Ладно бы еще профиль был орлиным!...
Форум ли Траяна иль храм Минервы,
Эйфелева, или Рейхстаг Берлина -
Все скользит, мешается и роится,
Словно пчелы в сравненьях Гомера, только
Мне пока не хочется в психбольницу,
Потому на историю разве в щелку
Посмотреть решаюсь. Воспеть хочу я
Географию: статика сердцу ближе.
И оно практичнее, ибо чую -
Мне еще придется пожить в Париже.
Треп вокруг да около... Крюк окольный
Для собаки и милого -- не проблема.
Слишком много в округе колоколен,
Тех, с которых смотрят, и кто Голема
Смог во мне увидеть, а кто -- похлеще.
Только вот per speculum что за specto?
Обьективней смотрят на дело вещи,
Ибо сами с восьми до шести -- обьекты.
А в часы досуга они -- грифоны,
Василиски, отсветы, птичьи трели.
Отчего я путаю телефона
Нервный дребезг с пластичным огнем свирели?
Кофе пью из чашки, как небо, синей.
Тереблю подросший за месяц локон.
Бабочка с открытки из Абиссиний
За ночь превратилась обратно в кокон.
Скоро выходить -- не забыть дискеты.
Кухня три на три; жаль -- не километра...
Да, на случай коль не вернусь до лета -
Взять с собой огонь и немного ветра.
4-12 марта 2000 года
БЕСПУТИЦА
Анне Керман, Ольге Стороженко, и себе -- за компанию
Восторг бесприютицы, вечный подвес,
Беспутица -- тоже неплохо.
Какая фонема лукавая -- "бес",
Приставка с оттенком подвоха.
Задорные искорки смерти, прицел
Хрусталика -- выстрела жажда.
Прохожий, с дороги! Останешься цел...
Останется, только не каждый.
Мы тертая стойкая нечисть, мы ждем,
В союзники выкликав случай,
Когда все засовы размоет дождем,
И мы свою долю получим.
Работа? Ее мы доделаем в срок...
Язык, диктофон и бумага.
А вечером ноги несут на порог
К таким же, как мы, побродягам.
"Привет, Франсуа! Как здоровье Марго?
Артюр! Как торговля, дружище?"
Садишься и учишь ночное арго
С оравою своден и нищих.
Уюта? А ну, что еще за байда?...
А хочешь узнать о грядущем -
Так к нашим услугам почти что всегда
Табачно-кофейная гуща.
Приветливо вскинуть обманщицу-бровь
Сложна лицедейства работа!
Небесную изображая любовь
Из похоти, злобы, расчета.
Побольше бы холода! В холоде -- власть
Над сонной ордой иноверцев.
И орден -- змеиный рентгеновский глаз
На месте, где теплилось сердце.
30 января 2000 года
НОВАЯ ЛИТАНИЯ
Я собираю сны исподтишка
В котомку глаз, но вскидывая веки,
Теряю их, как шило из мешка,
И не найду, и только отсвет некий
Все льнет и льнет к поверхности вещей.
Я постепенно ночь с ладоней смою,
И словно ненароком и вотще,
Я в день с его бодрящей кутерьмою
Войду. Священник так заходит в храм.
И, словно в незнакомые иконы,
Я посмотрю в оклады грязных рам
С продолговато-узкого балкона.
Я отпускаю в матовый зазор
Своей судьбы окрашенные срезы.
С аорты счистив умершего сор,
Я обнаружу зрячее железо.
Оно поет, вибрирует; оно
Целует лед в глазах моих наперсниц.
И я брожу в остуде затяжной
Ступенчатыми выводами лестниц.
Не выход -- вывод. Далее -- везде.
Отмерен такт, но снова мерь, и дальше,
Пока в молебнах утренней звезде
Не различишь едва заметной фальши.
Иная метафизика теперь.
Я пью из тростникового надлома
Соленый стон, смакую след потерь.
Тонка лучей лиловая солома.
Я ненавижу, мыслящий тростник,
Всего лишь то, что вырос ты из тины.
Как сладко мне кристаллы вечных книг
Расслаивать в зеркальные пластины,
Чтоб видеть в них себя, еще себя,
Опять себя -- нагой обломок неба.
Манжеты, словно четки, теребя,
Я сам себе -- единая потреба.
И я умею камень расколоть,
И влить в него останок рваный света.
Но болью разлинованная плоть
Как шов, на смысл накладывает вето,
И ставит подпись -- дымом всех святынь,
Которые, как выяснилось скупо,
Ее не оценили и в алтын,
Ославив как "подвижный образ трупа".
И вот оно -- во многом так и есть.
Не Воскресенье, но могилы вскрыты.
И не звучит архангельская лесть,
А лишь свиной щетины о корыто
Шершавый повторяющийся звук,
И ритм совокупления, и только.
Но разорвав смыкающийся круг
Отчаянным и страшным взглядом волка
Я вырвался. Я взял в себя расщеп.
Я смерть держу на поводке коротком.
И вот она выпрашивает хлеб,
В мои зрачки заглядывая кротко.
23 марта 2000 года
МОРЕСТРАННИК
Леди, скажи -- куда мне теперь вернуться?
Город мой стерт времени поцелуем
Даже со стекол памяти. Не согнуться -
Значит -- сломаться. Я же еще балую
С ветром, рассветами... Считывать камня речи
Слухом досель глухонемой ладони
Я научился. Чей не поймешь предтеча,
Нет! -- при царе Горохе тире Гвидоне
Штатный Гомер на половину ставки,
Вещий Боян, а может, не шибко вещий.
Коллекцьонирую пуговки, камилавки,
И непредметное, - типа, узоры трещин.
Леди, ну впрямь, сколько же это можно? -
Карты, причалы, боцман сердит, как бука,
Пьян, как свинья... А в сундуке дорожном
Черный квадрат бывалого ноутбука,
Пара дискет, пара рубашек, стертых
Стиркой настолько, что поползли волокна.
Печень шалит, и по ночам аорта
Падает как девяносто восьмые "окна".
Все тереблю "Физики" том поджарый,
Заинтригован вчуже, но буду краток:
Раз переезд приравниваем к пожару,
Что же в итоге вырос объем манаток?
Ветхий диплом почетного Одиссея
Так утешает, особенно в качку если.
1 2 3 4 5