Ворон закакай с небес!
Туш заиграй под кустом пианино!
Все механически! Мимо все, мимо ешь!
- Русь, ах зачем ты в письме мне так блеешь?
- Робот не может блевать, но блюешь
ты на постели, что сделал из двери.
- Я против ветра уснул, в пике петли
порхая меж строк и читая о главном!
Руся моя, будь вещим снам моим равной!
- Буду. ...Пес в будке вдыхал незабудки
Граф от любви к почтальонному делу
вдруг залабзал все гусиные лапки.
С белкой на шее, с секретною папкой
шел на вокзал капитан....Ну он гадкий!
Милый! Шальной! Всенародный и сладкий!
Навстречу товарный - не валко не шатко...
Русь, ах зачем ты на свет появилась?
Не на зеленый, на желтый и красный?
...На рельсах махала платочком атласным
девочка в белом. Вертелась ужасно. Так классно!
***
6.
"Убили мэра..."
Сто пар нестиранных носков
на каждом бирка: "пятка, верх"
в хрустящих новеньких чехлах
лежат в шкафу у кандалов
висит над ними зверя прах
пальто из лани.
Она паслась не то в горах
не то на ранчо мачо, впрочем
тут на баяне вставка - ранен
был Хоакин Мурьетта ланью
вендетту бедности затеял
прыг в макасины!
За ним Бог в пончо - пули сеял
сверкали пятки... Вятка, север
патронов нету в магазине
лицо окутал синий иней
он пончо снял, лежит в стогу
глаза открыты.
Носок дырявый, перст в носу
над ним не нимб - слеза и гимн
играет быту, пух в корыто
спадает с ангелов помытых.
Сыграй баян! Заплачь свирель!
Дуэль Мурьетте!
Он вышел и налил в пистоль
тоски, виски протер, носки
раздал, заметьте, чьим-то детям
связал Адаму новый свитер
зачем-то Еве сделал клитер
ушел в самбреро.
За ним - Любовь, Надежда, Вера...
Убили мэра.
***
7.
"Солнышка!"
Легкый же, морозный воздух утром
необычный, незнакомый, сорок пятый
после спрятанного латанного лета
на крылах заходит, стены стелит ватой
глядя с высоты на земь меж печек.
А снаружи круг из сетчатой беседки
из мореного, ресх-рейчатого бука
околачивает матом из спортзалы
зачехляет крышу, в трубы тычет луком
глядя с высоты на земь меж печек
Репчатым - головки над волнами
переливчатых холмов. Пожухло море
из муравы и березовых сердечек
и разматывает ежиков клубочек кречет
глядя с высоты на земь меж печек
Журавлиных стежек, сыплет Бог снег, соли
съевши на охотах на мальчишек
что в садах грушевых горсть еловых шишек
тырили у осени. В сенях, в клише
глядя с высоты на семь меж почек
Зябко-мокро слонятся Папье-марше
сивка-бурка клонится в кривом углу
Матка Босха, Солнышка! Темь, товсь! Пу!
...Гляну с высоты и я на жизнь твою м....
***
8.
"Не стук копыт Иуды - больно..."
Не стук копыт Иуды, вольный
смиренный грохот колоколен
то звон серебряной посуды
из кущи благостного сада
зовет на трапезу - так надо
не на живот а на ум войны
людей христовых против Ада
главы-булавы, крылья-плечи
святые по углам прижались
зажаты рамками печалей
слоган "Спаси и сохрани!"
на знамени Рабов Любви
и Воинов из мясостали.
Мы долго шли. Мы так устали!
Мой друг, бежим! Из уст в уста
Христа влагая наше все:
"Народ мой счастие ебJ!"
***
9.
"Вечность номер пять".
(скорому поезду номер пять с маршрута
"Санкт-Петербург - Москва", посвещается...)
Вечность завершается сегодня
состыкованы последние нейроны
на груди значки труда и обороны
и фуражки смотрят козырьком назад
на угасшее табло и над пероном
вместо пуха кружат листья охлажденные
все пустое - словно гильзы от патронов
кости брошены и выпало влюбленным
в полку
позы старта усложнять.
Это была Вечность номер пять.
***
10.
"Дом на реке."
А я иногда ухожу налегке
в пламенный Дом на реке.
Ты меня в платье оттуда не жди
стой, где грибные дожди.
Там, на реке, к Дому ходит паром
В Доме живет старый гром.
Я приношу ему крепкий табак
а он мне за это так рад
по девушке Молнии на ночь давать
чтоб мог я стихи поджигать.
***
11.
"Зарисовка такая."
Ложится спать сиреневый туман
сомнамбулы по полю тихо бродят
а ежик вдруг залез ко мне в карман
в клубок свернулся и иглой по сердцу водит.
На ворохе исписанных листов
дрожащих от мелодии фрамуги
коровка божья крылышками будит
сознание у вычеркнутых слов.
Во дворике затихла детвора
лишь хлопают полотна простыней
над крышами бараков, высоко
юлой жужжит, в полнеба, НЛО.
Возьмет с собой он тел тщедушных пепел
останется лишь Бог да глупый ежик
на ворохе исписанных листов
иголками водить словам по коже.
12.
"Так дай же Господи мне тихо умереть".
С прощальным криком ебаная чайка
упала в море, поднялась с рыбешкой
А я поймал себя на том что это майка
постирана и хлопает как трешка
на бельевой веревке, в прошлом веке
на этом же балконе той же виллы
и вот уже в который раз "мой милый"
стекает липко по спине на солнцепеке.
Обрыдло даже это трепаное море.
Все одинаково: закат, рассвет, бриз, ноги
как-будто волны надвигаются картинки
из прошлого в сегодня по дороге
одна в одну, прозрачны, бестелесны
и легкий ветерок с плеча былинки
сдувает с жизнью в небо подневесное
отлив уносит на могильную луну венки.
Так дай же Господи мне тихо обмелеть!
За что ты мучаешь меня на этом свете?
Я повидал уже Тебя и жопу чайки
летящей враскорячку с рыбкой к Вите
он там - заклепка между винтиком и гайкой
Бог все заводит и заводит , жмет пружинка
а молоточек бьет по шестеренкам: "дринькать!"
Соеденяя две размытые картинки...
Так Дай же, Господи, мне по уму нагайкой!
Засунь меж шестеренок рыбку с чайкой
засунь туда собачку, Баскервилли
И научи все заново:
1 2 3 4 5