если это будет зимой, то она упадет в виде снежных хлопьев, словно сноп солнечных лучей через окна на крыше храма, кружась и танцуя на ветру.
В словах "Кипарисовая вера" ясно слышатся звуки молитвы, радость труда, ощущается запах свежего дерева. Есть предание о старце, который, будучи не в силах выполнять тяжелую работу, помогал тем, что переносил землю в носовом платочке.
"Ну, хватит об этом... За эти три коротких дня, пока не было Сабуро, во мне вызрело какое-то новое чувство, вызванное его отсутствием. Словно садовник, который после долгих трудов и забот испытывает радость, когда берет в ладони персик, наслаждаясь его тяжестью, я ощутила, как налились тяжестью его руки, когда Сабуро отправился в отпуск, - эта тяжесть была сладостной. Сказать, что мне было одиноко в эти три дня, значить солгать. Чувство, вызванное его отсутствием, было похоже на что-то тяжелое и ароматное. Это было наслаждение! Повсюду в доме, куда бы я ни заходила - в сад, на кухню, в мастерскую, в его спальню, - я везде ощущала его присутствие".
На окне спальни Сабуро проветривалось одеяло. Оно было из хлопчатобумажной ткани - тонкое, темно-синего цвета. Эцуко отправилась в конец огорода за китайской капустой и кунжутом для ужина. Окно спальни Сабуро выходило на юго-запад. После полудня в него заглядывало солнце, лучи проникали во все уголки комнаты. В глубине можно было видеть рваные фусума16. Эцуко не решалась подойти ближе, чтобы взглянуть вовнутрь. Ее внимание привлек тонкий аромат, струящийся в лучах заходящего солнца - это был запах щенка, растянувшегося во сне на солнцепеке. Несколько мгновений она рассматривала потертые и засаленные места, источавшие запах его кожи. Она брезгливо прикоснулась пальцем к одеялу - словно это было какое-то животное. Ткань, вздувшаяся от нагретого воздуха, податливо приняла ее прикосновение. Эцуко отпрянула. Она медленно спустилась по каменным ступеням, под тенью дубов в сторону поля...
* * *
Наконец Эцуко вновь погрузилась в сон - желанный и сладостный.
ГЛАВА III
Опустело гнездо ласточек. Кажется, ещё вчера они кружили около него.
Комната Кэнсукэ и его жены, расположенная на втором этаже, выходила окнами на восток и юг. Летом они любовались из восточного окна семейством ласточек, устроившим гнездо под навесом входной двери.
Эцуко зашла к ним, чтобы вернуть книгу.
- Что, ласточки уже улетели? - спросила она, глядя в окно.
- Ага. Раз ты здесь, посмотри - там вдали Осакский Замок! Летом его почти все время скрывает туман, - сказал Кэнсукэ, лежа в постели с книгой. Он отложил её в сторону обложкой вверх, затем широко отворил южное окно и пальцем указал на линию горизонта в юго-восточной стороне.
Когда смотришь отсюда на замок, то теряешься в догадках - возведён ли он на земле или парит в воздухе? Он словно бы не касается земли, плывёт... В ясную погоду, когда воздух прозрачен, чудится, будто дух замка покидает каменное тело, приподнимается на цыпочки, чтобы оглядеться во все четыре стороны света: не видно ли чего-нибудь вдалеке? В глазах Эцуко главная башня Осакского Замка своими призрачными очертаниями напоминала остров.
"Там, наверное, никто не живёт, - думала она. - Возможно, что настанет время, когда в пыльных комнатах этого замка поселится гость".
Мысль о том, что в замке никто не живёт, нравилась ей. Ведь отправить туда кого-нибудь, даже мысленно, было бы слишком жестоко, а Эцуко так хотелось, чтобы все были счастливы.
- О чем ты задумалась, Эцуко-сан? О Рёсукэ? Или... - спросил Кэнсукэ, присаживаясь на подоконник. Его голос чем-то напоминал голос Рёсукэ, хотя они никогда не были похожи. Ее так потрясло это сходство, что она неожиданно для самой себя сказала:
- Я сейчас думаю о замке - не живет ли кто в нём? - И сжала губы, чтобы не усмехнуться. Это спровоцировало Кэнсукэ на ироничное с его точки зрения замечание.
- Ага, всё-таки Эцуко-сан ещё любит людей, не так ли? Люди, люди, люди... Стало быть, ты вполне нормальная. А вот я нет! Мне далеко до тебя. Тебе нужно относиться к себе чуть бережней. Мне так кажется.
По лестнице поднималась Тиэко, держа в руках поднос, покрытый посудным полотенцем. Она ходила мыть тарелки и чайные чашки после позднего завтрака. Она придерживала какую-то коробочку и, не успев поставить, уронила ее на колени сидящего на подоконнике Кэнсукэ.
- Вот, еле-еле донесла!
- А-а, долгожданная микстурка!
Он развернул упаковку. Это была баночка с надписью "Химроудс Паудэр" американское лекарство против астмы, присланное его другом, который работал управляющим торговой фирмы в Осака. Ещё вчера Кэнсукэ жаловался на друга, что тот все не шлет лекарство. Казалось, оно уже никогда не придет. Эцуко хотела уйти, воспользовавшись моментом, но к ней обратилась Тиэко: "Я пришла, а ты, значит, уходишь? Удивляюсь я тебе".
"Мне вовсе не интересно, о чем вы будете здесь рассуждать в моем присутствии". - подумала Эцуко.
Кэнсукэ и его жена, как всякие скучные люди, вовсю пытались заботиться о других - по своим правилам. Любовь к сплетням и бесцеремонность - два отличительных свойства деревенских жителей - в преизбытке присутствовали в этой парочке. В зависимости от обстоятельств, они виртуозно преображались то в благодушных доброжелателей, то в строгих критиков.
- Ну, не раздражай меня, Тиэко! - морщился Кэнсукэ. - Я только что дал Эцуко хороший совет - вот она и ушла.
- Не надо оправдывать ее. У меня тоже есть парочка советов. Я хотела сказать ей, что я на ее стороне. Впрочем, мне кажется, я чем-то раздражаю Эцуко. Да, скорей всего так оно и есть.
- Ну, давай же, иди следом. Скажи ей об этом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56