Мисима Юкио
Газета
МИСИМА ЮКИО
ГАЗЕТА
Молодой муж Сатоко вечно занят. Вот и нынче вечером, пробыв с женой до десяти, он опять садится за руль, желает ей спокойной ночи - и мчится на очередную встречу. Муж у Сатоко - киноактер. Хочешь не хочешь, а приходится Сатоко терпеть все эти ночные, деловые его свидания, на которые он никогда не берет ее с собой. Давно уже привыкла она ловить такси и уезжать в одиночку домой, в кварталы Усигомэ. Дома ждет двухлетний ребенок... И все-таки в этот вечер Сатоко вдруг захотелось слегка прогуляться. Как страшно теперь возвращаться одной, среди ночи, в атмосферу их дома. Неотвязная мысль - о том, что следы крови, как ни оттирали, все еще проступают в гостиной... Вчера, наконец-то, закончились невыносимые хлопоты и суета, не передать словами! - после всего, что случилось. И Сатоко все же надеялась, что весь сегодняшний вечер, когда обоим так важно было развеяться, муж будет с ней до конца. Но - продюсер пригласил-таки его поиграть поздно ночью в маджян, и сегодня он уже вряд ли вернется домой. Сатоко была по-настоящему красивой девушкой. За свой маленький рост и чрезвычайную впечатлительность еще в школе заработала она себе прозвище - "Терьер". Беспрестанные страхи и переживания по мелочам не дали ей располнеть. Отец у Сатоко был директором кинокомпании; так вышло, что дочь влюбилась в киноактера - и дело увенчалось удачным браком. Помимо обыденных развлечений, настоящей страстью Сатоко было состраданье чужим невзгодам. Хрупкость натуры ее проступала, как на картине, в хрупкости тела и тонких чертах лица. И весь сегодняшний вечер воспоминанья о том, как муж, повстречав в ночном клубе приятеля с женой, с азартом и во всех подробностях рассказывал о происшедшем, отравляли ей настроение. Природа наделила Сатоко богатым воображением. Супруг же ее, молодой красавец в костюме американского покроя, были лишен его начисто. Повидимому, если воображение - неотъемлемая часть работы, вовсе не обязательно обладать им на досуге...
- Ну, что я вам расскажу! Совершенно идиотская история! - старался перекричать оркестр ее красавец-муж, размахивая руками. - Месяца два назад меняют нам няньку для нашего малыша. Вместо нее является баба вот с таким животом - чтоб себе пузо так раскормить, никаких денег не хватит! "Это, - говорит, - у меня растяженье желудка..." И вот позавчера, уже заполночь, спим это мы с Сатоко в нашей гостиной. Вдруг слышим из детской - вопли какие-то, рыдания нечеловеческие... Вскочили мы - и туда. А там эта нянька: вцепилась руками в живот и орет во все горло, а рядом малыш перепуганный стонет. Я ее - "что случилось?!" - спрашиваю. А она мне дрожащим таким голосом в ответ: "Рожаю я, кажется..." Ну, я тут перепугался! До сих пор-то мы были просто уверены, что живот у нее такой здоровый из-за растяжения! Вот и поплатились теперь за свою беспечность...
Подняли мы ее, за руки поддерживаем; так втроем и доковыляли кое-как до гостиной. Там, уже на свету, глянул я на нее - и перепугался пуще прежнего: весь ее белый фартук стал прямо бурым от крови! Закатываю ковер, стелю одеяло какое-то старое, укладываю ее. Она липкая вся, в поту, и на лбу все вены повыступали... А пока врача вызывали - она и родила уже. Вся гостиная была в крови - ну точно как катастрофа...
- М-да, ну и гадючку же вы пригрели! - вставил слово приятель. - Так она же все спланировала с самого начала! Чистая лиса! И что один ребенок уже в доме есть, и пеленок полно; и что гадость такую лучше проделывать в доме попрестижней... Все, все просчитала прежде, чем к нам прийти. Даже когда их главная нянька приехала и давай ее допрашивать, - та себе только насупилась и даже прощенья просить не подумала... Вчера, наконец-то, в больницу ее положили. Да только и там - кому она нужна будет, такая бестолочь... - Ну, а что с новорожденным-то? - Да здоровый парень родился, что ему!.. Дома-то у нас мамаша трескала за обе щеки - вот и вышел ребенок крепкий, увесистый! А мы с Сатоко ее стараниями - со вчерашней ночи наполовину, считай, неврастеники... - Ну, слава богу, хоть не мертвый родился... - Ох, не знаю - для нее, может, лучше бы мертвый!..
Сатоко вовсе не удивляла та легкость, с которой, будто случайную сплетню, рассказывал ее муж о страшной сцене, разыгравшейся позапрошлой ночью в его собственном доме. Лишь на секунду она закрывала глаза: если так делать, то, пускай ненадолго, отступает прочь видение - жуткая картина тех родов. В сознании всплывает только младенец, завернутый в окровавленную газету, оставленный нелепым свертком на паркетном полу. Муж не видал всего этого... Врач намеренно обращался с новорожденным небрежно, презирая мать, родившую дитя без отца в таких ненормальных условиях. Ни слова не говоря, он лишь дернул в сторону подбородком, указывая туда, где хранились старые газеты. Его помощница взяла одну, завернула в нее младенца и положила прямо на пол... Словно что-то острое резануло тогда чуткое сердце Сатоко. Позабыв про всякую неприязнь, она принесла фланелевую тряпицу, со стороны похожую на все ту же газету, запеленала ребенка - и тихонько, чтобы никто не заметил, уложила его в кресло.
Меньше всего на свете хотелось Сатоко хоть чем-нибудь стать мужу в тягость. И поэтому она твердо решила не делиться с ним своим настроением, не упоминать и словом о запавшем глубоко в ее сердце и всплывающем теперь в памяти видении. Этой ночью Сатоко то и дело улыбалась сама себе, тщетно пытаясь избавиться от непонятного чувства тревоги. Завернутый в газету младенец на полу... Оберточной бумагой из лавки мясника - окровавленный газетный лист... Пеленки из газетной бумаги... Бедный сиротка!
1 2 3