Он выпалил все это одним духом, не решаясь взглянуть на Сяо Фуцзы.
В ответ услышал всего одно слово:
– Хорошо.
Позднее, когда Сянцзы пришел за постелью, Сяо Фуцзы встретила его с опухшими от слез глазами. Он не знал, как утешить ее, и пообещал:
– Когда устроюсь, приду, непременно приду! Жди! Она молча кивнула.
Сянцзы отдохнул день и снова взялся за коляску. Но прежнего рвения не было. Он стал ко всему безразличен и уныло влачил свои дни.
Прошел месяц, и сердце его успокоилось. Лицо пополнело немного, но, прежде румяное, приобрело желтоватый оттенок. Сянцзы оправился от болезней и горя, но уже не казался таким здоровяком.
В глубине его глаз притаилась печаль, взгляд стал невидящим, тусклым. И прежде несловоохотливый, Сянцзы стал еще молчаливее. Он походил на дерево после бури: израненное, но все еще могучее, неподвижно стоит оно под лучами солнца, ни единый листок не шелохнется.
Дни были на редкость теплые, деревья зазеленели. Сянцзы часто останавливал коляску, чтобы погреться на солнце, а иногда, разморенный теплом, чуть не засыпал на ходу. С людьми Сянцзы заговаривал лишь в случае необходимости, но все время что-то бормотал про себя.
Сянцзы пристрастился к курению. Как только садился передохнуть, рука сама тянулась за сигаретой. Он не спеша затягивался, раздумчиво следил за поднимающимися кверху кольцами дыма и кивал головой, словно в подтверждение каких-то своих мыслей. Бегал он по-прежнему быстрее многих рикш, хотя особенно не старался. На поворотах, спусках и подъемах был осторожен, даже чересчур. Как ни подзадоривали его другие рикши – кто, мол, кого обгонит, Сянцзы бежал спокойно, не торопясь. Только теперь он по-настоящему понял, что значит возить коляску, и не думал больше ни о славе, ни о похвалах.
У него появились друзья: дикие гуси и те летают стаей. Без друзей, пожалуй, пришлось бы совсем худо. Портсигар он пускал по кругу, а если оставалась последняя сигарета, говорил беззаботно:
– Берите! Еще куплю!
Он теперь не сторонился, как прежде, тех, кто играл на деньги, подходил поглядеть, а то и сам делал ставку. Выиграет или проиграет, не все ли равно, главное, не быть одному, а вместе со всеми. Он понял, что после целого дня труда надо хоть немного развлечься. Выпить за компанию Сянцзы тоже не отказывался, хотя пил немного, чаще угощал других. Он перестал презирать нехитрые радости жизни, в которых раньше не видел смысла. Раз не удалось добиться своего, значит, он был неправ. Он охотно помогал деньгами на свадьбу или на похороны, вносил свою долю на «подарок от всех» и даже сам ходил поздравлять или выражать соболезнование, так как понял, что деньги – не самое главное, гораздо важнее участие. У бедняков все общее – горе и радости.
Сянцзы не решался прикасаться к оставшимся у него тридцати юаням. Вооружившись большой иглой, он неумело зашил деньги в белый пояс и всегда носил при себе. О своей коляске он больше не думал: пусть деньги лежат; кто знает, какие еще болезни или несчастья обрушатся на его голову! Надо иметь запас на черный день. Человек не железный, в этом он убедился.
Перед наступлением осени Сянцзы нанялся на постоянную работу. Дел здесь было меньше, чем обычно, – это его и привлекло. Сянцзы научился выбирать хозяев и поступал на место лишь в том случае, если условия были подходящие. Главное – беречь себя. Надорвешься, погубишь здоровье – тогда конец. А жизнь дается только раз!
Итак, Сянцзы поселился неподалеку от храма Юнхэгун, у хозяина по фамилии Ся, мужчины лет за пятьдесят, с виду образованного и воспитанного. Семья у него была большая: жена и двенадцать душ детей. Еще Ся завел наложницу, для которой тайком от жены снял домик в уединенном месте близ храма. Кроме самого господина Ся и его наложницы, там жили служанка и Сянцзы.
Сянцзы здесь очень нравилось. Дом состоял из шести комнат, три занимали господа, в одной помещалась кухня, в двух – прислуга. Дворик был маленький, Сянцзы подметал его двумя-тремя взмахами метлы. У южной стены росла невысокая финиковая пальма с десятком незрелых фиников на макушке. Цветы поливать не приходилось, потому что их не было. Сянцзы хотел от скуки привести пальму в порядок, но вспомнил, как капризны эти деревья, и решил ничего не трогать.
В общем, работы было немного. Утром господин Ся уезжал на службу и возвращался к пяти часам. Сянцзы отвозил его и привозил домой.
Господин Ся никуда не выезжал, словно чего-то боялся. Младшая госпожа, наоборот, выходила из дому довольно часто, но к четырем часам возвращалась, чтобы послать Сянцзы за господином, Сянцзы привозил хозяина, и… на этом его рабочий день кончался. Младшая госпожа выезжала только на рынок или в парк имени Сунь Ятсена, и, когда Сянцзы довозил ее до места, у него оставалось довольно много времени на отдых. С такой работой Сянцзы справлялся шутя.
Господин Ся был скуп и дрожал над каждым медяком Он даже не смотрел по сторонам, когда ехал в коляске, словно боялся купить что-нибудь ненароком. Младшая госпожа была щедрой и часто выезжала за покупками. Если еда ей была не по вкусу, она отдавала прислуге, не нравилась вещь – тоже дарила, чтобы легче было уговорить мужа купить новую. Всю жизнь, всего себя господин Ся посвятил наложнице. На себя он ничего не тратил, не говоря уже о других. Рассказывали, что его законная жена и дети, которые жили в Баодине, по пять месяцев не получали от него ни медяка.
Сянцзы не любил господина Ся: сутулый, ходит, втянув голову в плечи, как вор, глаза устремлены на носки ботинок; слова лишнего не скажет, мао не потратит, не засмеется и вообще походит на тощую обезьяну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70