Слышал я и о другом городе, в котором все улицы пылают огнем и души грешников день и ночь ходят по пламени и не сгорают. Этот город называется Ад. Вы, наверное, слышали о нем?— Я слышал о них обоих, — совершенно серьезно ответил Ралей. — Но мы попадаем в них только после смерти. А Маноа — реально существующий город. Я читал о нем в книге Мартинеса. Я буду рад посетить его.— До него далеко отсюда, и, черт бы его побрал, в нем много испанцев. Я бы не хотел посетить его.Ралей наклонился поближе к королю и, глядя ему прямо в глаза, заговорил тоном, самым убедительным, на какой только он был способен:— Пошлите людей во все подчиненные вам племена и деревни, соберите всех ваших воинов, в том числе и женщин, которые владеют копьем, и тогда мы с вами, Топиавари. Ваши люди и мои, вместе мы сметем всех испанцев до единого с земли Маноа. И в обмен на золото ваш народ обретет мир.Старик покачал головой.— Это невозможно. Твоих людей, пусть они храбрые и хорошо вооруженные, слишком мало, и они состоят всего лишь из плоти и крови. Моих людей больше, но они стали слабы духом. Они, так же как и я, столкнулись со свирепостью и жестокостью испанцев и боятся их до смерти. И я слишком стар, чтобы сражаться, а моего племянника, который мог бы возглавить войско, убил Беррео. Это невозможно.— Для смелого нет ничего невозможного.— Так говорит человек, которого никогда не били. Мы не посмеем выступить против испанцев, даже ради того, чтобы воздать им за несправедливость. Арромайа теперь может рассчитывать только на то, чтобы за то время, что ей осталось жить, не было войны и чтобы не осталось наших детей на страдания. Друг, посмотри внимательно вокруг. Много ли ты видишь малышей? Никого. Но наши мужчины здоровые, сильные, и наши женщины очень добрые. Но мы не пускаем пчелу на цветок, не пускаем все эти двенадцать лет. Лучше совсем не родиться, чем родиться и жить рабом, говорим мы. К тому времени, когда он, — король указал пальцем на одного из индейцев из его свиты, — достигнет моего возраста, Арромайи не будет. А ведь мои прапрапраотцы правили племенем еще тогда, когда луна была не больше звездочки.Голос его задрожал, и он умолк. Вождь отвернулся от англичанина и тихо плакал. Ралей был потрясен, он положил свою руку на дрожащую руку старика.— Держитесь, друг, и поведем наших воинов на Маноа. Клянусь, вы станете свободными, и еще успеете увидеть столько детей возле себя, сколько звезд на небе.Снова Топиавари затряс головой, но теперь в его глазах был непреоборимый страх.— Нет-нет. Мы битые люди. Юные народы, как солнце, поднимаются на Востоке, и как солнце, старые народы умирают на Западе. Где теперь инки, или ацтеки, которые были до них, или майя? Их больше нет. Не будет и Арромайи. Вы можете разбить испанцев и стать правителями вместо них; Но придет более молодой народ и разобьет англичан, И тогда, увидев тело сына своего, вы поймете, что то, что я сказал тебе сегодня вечером, правда. Не неволь меня больше.— В моей стране говорят, что старый конь борозды не портит, Топиавари, и урожай бывает хороший. Я предлагаю тебе оружие и мужество молодой нации. Немного мужества — и вы получите свободу для своего народа.Но Топиавари сказал свое последнее слово:— Не неволь меня больше.И теперь страх переполнял его голос. Настойчивость Ралея подавляла его. Он, по всей видимости, чувствовал, что его втягивают в бессмысленную авантюру, которая лишит его народ даже той крохи мира, которая сохраняется лишь благодаря их кротости и безвестности.Но, несмотря на то, что его чувства были омрачены страхом, по отношению к Ралею они оставались дружественными.Масло в плошках кончалось, и ночь неумолимо надвигалась на их крохотный круг света. Топиавари коснулся своим коричневым пальцем виска Ралея в том месте, куда попал брошенный индейцем камень. Он обратился к одному из своих приближенных и что-то сказал ему на своем языке. Тот встал и поспешил в один из домиков. Он вернулся с глиняным, закупоренным пробкой кувшином в руках — изумительно раскрашенным и разрисованным изделием. Индеец осторожно вложил сосуд в руку короля, и снова присел рядом. Топиавари откупорил сосуд и понюхал его содержимое.— Это секретная мазь, — сказал он и протянул его Ралею. — Не скупясь наложи ее на рану или на места укусов насекомых, которые ты и твои спутники так по-глупому расчесываете, что превращаете их в гнойники. Я расскажу тебе, как приготовить такую мазь. Об этом мы никогда не говорим испанцам. У них один клич — золото, и они, ради того чтобы выудить из нас будто бы известные нам сведения, пытали нас самым мучительным образом. Но они никогда не спрашивали у нас, что мы знаем о травах, и мы никогда не говорили им об этом, хотя это могло бы спасти жизнь многим из них, это надежное средство против ран, способных разбить сосуд жизни. Есть у меня еще и смесь, которая излечивает все болезни тела, а родить ребенка с его помощью все равно что сорвать с дерева зрелый плод. И про это лекарство я расскажу тебе, потому что ты разочаровался во мне за то, что я отказался отправиться с тобой в это отчаянное путешествие, и для того, чтобы, когда ты вернешься в свою страну, ты вспоминал Топиавари и не совсем презирал его при этом.И человек, который сделал все — сначала чтобы установить дружеские отношения с индейцами, а затем обратить их в своих союзников, сел писать под диктовку Топиавари способы изготовления различных снадобий. Обманутый в своих ожиданиях, Ралей страдал и от разочарования, и от усталости, но, видя перед собой в гаснувшем, неверном свете лицо старика, он понимал, что индеец делится с ним чем-то очень ценным для себя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90