Помню эту комическую и жуткую первую брачную ночь, -- и как все
это жалко и бездарно, как это ничтожно и безвкусно! После бракосочетания и
нудного, никчемного, бедного чаепития, долженствовавшего символизировать
семейное торжество, нас оставили вдвоем в этом вонючем углу, в котором и без
того дышать нечем, а тут еще обвесили этот угол грязными тряпками, чтобы
скрыть то, что и не нуждалось ни в каком укрывании. Лидия легла на постель,
раздевшись до нижней рубашки, а я ... я с трудом сдерживал отвращение,
шедшее из самой глубины души, стоявшее каким-то тошнотворным ощущением в
желудке и вызывавшее легкую теневатость (?) окружающих предметов. К этому
скрюченному, засохшему телу, к этому курносому морщинистому лицу, к этой
пустой и отсутствующей груди я не мог, понимаешь ли, не мог прикоснуться! Я
начал ходить около кровати, хотя в этом углу нельзя было и повернуться,
ходил-ходил, не зная, что предпринять, покамест не услышал ворчливое
замечание старухи, что мое хождение по комнате мешает им спать, старикам.
После этого я нерешительно сел, не раздеваясь, на кровать, и даже не мог
себя заставить хотя бы посмотреть на лежавшую рядом невесту. Сколько я так
сидел, не знаю. Вероятно, очень долго, потому что уже послышалось храпение
моей невесты, спавшей с широко раскрытым ротом и сосредоточенно-тупым
выражением лица. Я, все еще не раздеваясь, прилег на диванчик и так
продремал до утра.
Это, Ваня, называется у меня брачная ночь! И так, пока не кончилась
наша с нею "жизнь", я и не соединился с нею супружеским ложем. Не могу,
милый Ваня, не могу!
Ни одного доброго или ласкового взгляда с моей стороны или с ее
стороны! Ни одного нежного и даже просто доброжелательного разговора! О
родителях и говорить было нечего.
3.
Вероятно, так бы оно шло и до сих пор, сцены и ругань новых родителей
продолжались бы и до настоящего дня, если бы не случилось в моей жизни нечто
такое, чего я уже никогда не ожидал от самого себя и что сразу вырвало меня
из пут и родителей, старых и новых, и своей бездарной жены, и никчемной
службы в почтовом ведомстве.
-- Я тебе ничего не сказал еще о своих театральных делах, о театре,
которому столько времени отдавали мы с тобою в гимназии. Роковую роль сыграл
театр в моей жизни, хотя -- почему роковую? Все это так и надо, так и надо!
Сейчас расскажу тебе тайну! Никому еще не рассказывал ее за все время. А
тебе расскажу. Но давай выпьем!
Петя велел принести еще графинчик, хотя мне и показалось, что у него
нет никаких денег и что он пользуется тем, что встретил старого приятеля.
Выпивши еще большую порцию, он нисколько не захмелел, а только еще больше
насупился и стал вести себя так, будто бы действительно предстояло ему
поведать что-то весьма значительное, что-то очень таинственное и необычное.
-- Да, Ваня, не мне рассказывать тебе о том, что такое театр и какое
значение имел он в нашей жизни. Ты сам, конечно, помнишь, сколько светлых
минут и сколько счастья доставил нам с тобою театр в жизни. Бывало, бросали
мы с тобою уроки, бросали родных, голодали, чтобы сберечь на билет в театр,
и--ходили на спектакли чуть ли не ежедневно, ходили с увлечением, с азартом,
отдавая театру последние досуги и последние свободные минутки. Да и что еще
было в нашем захолустном городке замечательного и интересного! Театр спасал
нас от мещанства, от засасывающей тины провинциального болота. Театр давал
нам мировые горизонты, и душа наша трепетала в унисон с Софоклом, Шекспиром,
Шиллером и Гете. Откуда бы нам, мелким людишкам медвежьего угла знать о
страстях тонкого ума Гамлета, о пластической душе непреклонной Антигоны, о
горячих итальянских темпераментах, о глубине, о зорких раздумьях немецкого
гения, о французах с мистикой повседневной интимной жизни! Все это нам дал
театр. Перед нашими глазами вставала древняя скульптурная Греция,
великолепие и торжественное величие римской империи, вдохновенная красота и
духовные идеалы рыцарства. Мы видели с тобою королей, императоров, царей
всех веков и народов, их величие, их падение, их власть, их бессилие. Мы
изнутри чувствовали бедность, болезнь, жалкое и смиренное существование, мы
созерцали тайные пружины любви, власти и могущества, богатства, ненависти и
злобы. От нас не могла укрыться тоска гения, принимающего смерть от дикой
толпы, которая его не понимает, -- восторг и упоение любви, нашедшей свое
осуществление и свою благословенную взаимность среди грубой пошлости
обыденной жизни, -- страдания и подвиги героя, захотевшего положить свою
жизнь за свободу и счастье людей, -- мелкая и напряженная злоба человеческой
жизни, построенной на эгоизме, лжи, клевете, интригах и мести... Да разве
все перечислить! И все это нам дал с тобою театр!
А помнишь, милый Ваня, наше увлечение артистическим миром? Помнишь, с
каким трепетом ждали мы бенефиса того или иного исполнителя, с каким
нетерпением жаждали приезда той или другой знаменитости, чтобы приобщиться к
этому чудесному и вожделенному миру гениального искусства! Мы обсуждали с
тобою, что вот Муратов играет Гамлета, главным образом, как оскорбленного
сына, страдающего за честь своей матери, а вот Каширин видит в нем
государственного мужа, болеющего о судьбах трона. Майский же подчеркивает в
нем философа, мыслителя, углубленного аналитика, а вот здесь Гамлет --
истерик, невротик и в конце концов психопат и даже умалишенный, а вот там
Гамлет -- и сын, и принц, и философ, и психопат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36