Наиболее соблазнительным фоном для сравнения служат люди, живущие в непосредственном окружении, родственники, а также бывшие одноклассники.
Данные другого опроса свидетельствуют, что представители рабочих специальностей высокооплачиваемых категорий более довольны своим материальным положением, чем получающие аналогичную зарплату работники интеллектуальной сферы. Все дело в том, что последние склонны сопоставлять свою зарплату с зарплатой других работников умственного труда, у которых она выше. Как показали результаты еще одного исследования, в США люди, имеющие высшее образование и получающие достаточно хорошее жалование, менее удовлетворены своим материальным положением, чем те, кто не имеет высшего образования, но получает аналогичное жалование.
В наших условиях (признаемся — далеких от абсолютной социальной справедливости) люди оказываются обостренно чувствительными к сложившимся на рынке труда «вилкам» ставок для разных профессий (научный сотрудник ощущает себя обделенным, если получает меньше автобусного кондуктора), а внутри профессиональных групп — для различных уровней квалификации и даже места работы. Когда педагог, работающий в общеобразовательной государственной школе, получает значительно меньше, чем его коллега в частном лицее, то вне зависимости от абсолютной суммы основная масса учителей (государственных служащих) чувствуют себя ущемленными, а это, увы, не лучшим образом сказывается на всем педагогическом процессе. Даже московские учителя, не обиженные вниманием городского правительства, находят свою зарплату, сдобренную местной надбавкой, унизительно низкой, в то время как их провинциальные коллеги, сравнивая ее со своей, находят ее весьма высокой. И таких примеров можно привести множество.
Не менее чувствительны люди к соотношению зарплаты и занимаемой должности. Кажется вполне естественным, что работники руководящего звена получают больше своих подчиненных. Хотя, разумеется, карьерные устремления многих обусловлены не только этим фактором. Ведь поднимаясь по служебной лестнице, человек приобретает больший общественный вес, право на уважительное к себе отношение, больше простора для самореализации. Заняв начальственное положение, человек получает власть над людьми, берет в свои руки рычаги управления хотя бы некоторыми аспектами их поведения. Тем самым те ценности, которые сопровождают богатство, приходят к нему в самом непосредственном выражении. Но для полного ощущения своего привилегированного положения необходимо его денежное подкрепление. Если руководитель получает ненамного больше, чем подчиненные, то он чувствует себя неуютно — у него создается впечатление, что свое положение он занимает скорее формально. Его начинает мучить неуверенность, свои сложные и ответственные обязанности он начинает воспринимать как обременительные. Если же разрыв оказывается слишком велик, негодуют уже подчиненные, которые воспримут эту ситуацию как недооценку их роли и явную несправедливость.
В некоторых случаях деньги могут камуфлировать подлинные причины недовольства производственными отношениями. В этом многократно убеждались психологи, изучавшие внутренние мотивы профессиональных конфликтов, в том числе и таких масштабных, как забастовки. Самое распространенное требование забастовщиков — повышение заработной платы. «Нам не хватает на жизнь!» — утверждают забастовщики, приводя при этом очень убедительные аргументы. Характерно, что под этими лозунгами выступают работники во всех частях света, даже в так называемых развитых странах, несмотря на то что зарплаты среднего европейского рабочего хватило бы на содержание, скажем, нескольких сингапурских или малайских семей. Так уж устроен этот мир — нет такого человека, семьи, народа или государства, которые бы не испытывали нужду в деньгах. Однако при внимательном анализе обнаруживается, что к решительным действиям побуждают совсем иные мотивы. Работников может раздражать высокомерие начальства, игнорирование их инициативы, пренебрежение их личными интересами и т. д., и т. п. Но как эти чувства выразить в виде формальной претензии? «Вы к нам плохо относитесь»? Нет такой формулы в деловых отношениях. К тому же такая формулировка поставила бы протестующих в смешное положение в глазах окружающих, да и своих собственных. Деньги в данном случае выступают символическим возмещением морального ущерба. Кстати, это еще одна их специфическая функция[Российские педагоги с недоумением описывают такой, прежде немыслимый феномен. Подросток, которого грубо оскорбил однокласник, согласился получить определенную денежную сумму в качестве нанесенной ему обиды и при этом остался очень доволен результатом. С психологической точки зрения этот феномен абсолютно прозрачен, просто в рамках нашей культуры все еще воспринимается непривычно.]. Хотя и кажется странным, что мы, придавая такое большое значение чувствам, а деньги рассматривая как нечто более низкое, допускаем их прямое сопоставление. В большинстве цивилизованных стран узаконено право граждан на получение денежной компенсации морального ущерба, то есть уязвленных чувств. Постепенно это практика входит в обиход и у нас, хотя отклики вызывает противоречивые. Порой приходится слышать: истец хватил через край, потребовав десять миллионов компенсации, — достаточно было бы и ста тысяч. Чем отмеривать возмещение — непонятно никому (похоже, даже самим судьям). Тем не менее тут явно выступает глубинное ощущение соразмерности, завышенной или заниженной цены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43