Дотронувшись до обтрепанной меховой одежды Ли Ван, чтобы объяснить ей свои намерения, миссис Ван-Уик насыпала в котелок золотоносного песку, помешала его, потом зачерпнула пригоршню золотого порошка, и он заструился между ее пальцами, соблазнительно сверкая желтым блеском. Но Ли Ван видела только эти пальцы, белые, как молоко, точеные, изящные, суживающиеся к ногтям, похожим на какие-то розовые драгоценные камни. Она поднесла к руке белой женщины свою руку, натруженную, огрубелую, и заплакала.
Но миссис Ван-Уик ничего не поняла.
- Золото, - внушала она незнакомке. - Хорошее золото! Ты торговать? Ты менять то на это? - И опять прикоснулась к одежде Ли Ван. - Сколько? Ты продавать! Сколько? - настаивала она, поглаживая мех против ворса и нащупывая прошитые жилой стежки шва.
Но Ли Ван была и нема и глуха, она не понимала, что ей говорят. Неудача сломила ее. Как заставить этих женщин признать ее своей соплеменницей? Ведь она-то знает, что они одной породы, что они сестры по крови. Глаза Ли Ван тревожно блуждали по занавескам, по женским платьям на вешалке, по овальному зеркалу и изящным туалетным принадлежностям на полочке под ним. Вид всех этих вещей терзал ее, ибо она когда-то уже видела подобные им, когда смотрела на них теперь, губы ее сами складывались для слов, которые рвались из груди. И вдруг что-то словно вспыхнуло в ее мозгу, и вся она подобралась. Надо успокоиться. Надо взять себя в руки, потому что теперь ее непременно должны понять, а не то... И, вся содрогаясь от подавленных рыданий, она овладела собой.
Ли Ван положила руку на стол.
- Стол, - произнесла она ясно и отчетливо. - Стол, - повторила она.
Она взглянула на миссис Ван-Уик, и та одобрительно кивнула. Ли Ван пришла в восторг, но усилием воли опять сдержала себя.
- Печка, - продолжала она. - Печка.
С каждым кивком миссис Ван-Уик волнение Ли Ван возрастало. То запинаясь, то с лихорадочной поспешностью, смотря по тому, медленно или быстро восстанавливались в памяти забытые слова, она передвигалась по хижине, называя предмет за предметом. И, наконец, остановилась, торжествующе выпрямившись, подняв голову, гордая собой, ожидая признания.
- Кошка, - сказала миссис Ван-Уик, со смехом отчеканивая слова внятно и раздельно, как воспитательница в детском саду. "Ви-жу-кош-ка-съе-ла-мыш-ку".
Ли Ван серьезно кивнула головой. Наконец-то они начали понимать ее, эти женщины! От этой мысли темный румянец заиграл на ее бронзовых щеках, она улыбнулась и еще резче закивала головой.
Миссис Ван-Уик оглянулась на свою компаньонку.
- Должно быть, нахваталась английских слов в какой-нибудь миссионерской школе и пришла похвалиться.
- Ну конечно, - фыркнула миссис Гиддингс. - Вот глупая! Только спать нам не дает своим хвастовством!
- А мне все-таки хочется купить ее куртку; хоть она и поношенная, но работа хорошая - превосходный экземпляр. - И она снова повернулась к Ли Ван. - Менять то на это? Ты! Менять? Кольцо? А? Сколько тебе?
- Может, ей больше хочется получить платье или еще что-нибудь из вещей, подсказала мисс Гиддингс.
Миссис Ван-Уик подошла к Ли Ван и знаками попыталась объяснить, что хочет променять свой капот на ее куртку. И, чтобы получше втолковать ей это, взяла ее руку и, положив ее на свою пышную грудь, прикрытую кружевами и лентами, стала водить пальцами Ли Ван по ткани, чтобы та могла на ощупь убедиться, какая она мягкая. Но капот, небрежно сколотый драгоценной брошкой в виде бабочки, распахнулся и открыл крепкую грудь, не знавшую прикосновения младенческих губок.
Миссис Ван-Уик невозмутимо застегнула капот, но Ли Ван громко крикнула и, рывком распахнув свою кожаную куртку, обнажила грудь, такую же белую и крепкую, как и у миссис Ван-Уик. Бормоча что-то нечленораздельное и размахивая руками, она старалась убедить этих женщин в своем родстве с ними.
- Полукровка, - заметила миссис Ван-Уик. - Так я и думала - можно догадаться по волосам.
Мисс Гиддингс презрительно махнула рукой.
- Гордится белой кожей отца. Противно! Дай ей что-нибудь Эвелин, и выгони ее вон.
Но миссис Ван-Уик вздохнула:
- Бедняжка! Хотелось бы помочь ей.
За стеной под чьей-то тяжелой поступью хрустнул гравий. Дверь хижины широко распахнулась, и вошел Каним. Мисс Гиддингс взвизгнула, решив, что ей сию минуту конец. Но миссис Ван-Уик спокойно взглянула на индейца.
- Чего тебе нужно? - спросила она.
- Как поживаешь? - вкрадчиво, но уверенно ответил Каним, показывая пальцем на Ли Ван. - Это моя жена.
Он протянул руку к Ли Ван, но та отстранила ее.
- Говори, Каним! Скажи им, что я...
- Дочь Пау-Ва-Каан? А зачем? Какое им до этого дело? Лучше я расскажу им, какая ты плохая жена, - бегаешь от мужа, когда сон смыкает ему глаза.
И вновь он протянул к ней руку, но Ли Ван отбежала к миссис Ван-Уик и упала к ее ногам в страстной мольбе, пытаясь обхватить руками ее колени. Миссис Ван-Уик отшатнулась и выразительно посмотрела на Канима - в этом взгляде было разрешено увести женщину. Он взял Ли Ван под мышки и поставил на ноги. В исступлении она старалась вырваться из его рук, а он изо всех сил тащил ее к выходу, оба они сцепившись, кружили по комнате.
- Пусти, Каним, - рыдала она.
Но он так крепко сжал ей запястье, что она перестала бороться.
- Малая пташка помнит лишнее и от этого попадает в беду... - начал Каним.
- Я знаю! Знаю! - прервала его Ли Ван. - Я вижу человека на снегу так ясно, как никогда еще не видела. И он тащит меня, малого ребенка, на спине. И все это было до Пау-Ва-Каан и тех лет, когда я жила в глухом уголке земли.
- Да, ты знаешь, - отозвался он, толкая ее к выходу.
1 2 3 4 5 6 7