Океан яростно
кипел, весь в белой пене, в мелких и острых, сыплющих брызгами волнах.
Палуба "Малахини" непрерывно дрожала под ногами. Туго натянутые фалы
отбивали на мачтах барабанную дробь, и все снасти сотрясались, точно под
неистовыми ударами чьей-то могучей руки. Стоя против ветра, невозможно
было дышать. Малхолл, который в поисках убежища вместе с другими скорчился
за рубкой, убедился в этом, нечаянно оказавшись лицом к ветру: легкие его
мгновенно переполнились воздухом, и он чуть не задохнулся прежде, чем
успел отвернуться и перевести дыхание.
- Невероятно! - с трудом произнес он, но его никто не слышал.
Герман и несколько канаков ползком, на четвереньках пробирались на
бак, чтобы отдать третий якорь. Гриф тронул капитана Уорфилда за плечо и
показал на "Роберту". Она надвигалась на них, волоча якоря. Уорфилд
закричал в самое ухо Грифу:
- Мы тоже тащим якоря!
Гриф кинулся к штурвалу и, быстро положив руль на борт, заставил
"Малахини" взять влево. Третий якорь удержался, и "Роберту" пронесло мимо,
кормой вперед, на расстоянии каких-нибудь двенадцати ярдов. Гриф и его
спутники помахали Питеру Джи и капитану Робинсону, которые вместе с
матросами хлопотали на носу "Роберты".
- Питер решил расклепать цепи! - закричал Гриф. - Пробует выйти из
лагуны! Ничего другого не остается, якоря ползут!
- А мы держимся! - крикнул в ответ Уорфилд. - Смотрите, "Кактус"
налетел на "Мизи". Теперь им крышка!
До сих пор "Мизи" держалась, но "Кактус", налетев на нее всей
тяжестью, сорвал ее с места, и теперь обе шхуны, сцепившись снастями,
скользили по вспененным волнам. Видно было, как их команды рубят снасти,
стараясь разъединить суда. "Роберта", освободившись от якорей и поставив
кливер, направлялась к выходу в северо-западном конце лагуны. Ей удалось
пройти его, и с "Малахини" видели, как она вышла в открытое море. Но
"Мизи" и "Кактус" так и не сумели расцепиться, и их выбросило на берег в
полумиле от выхода из атолла.
Ветер неуклонно крепчал, и казалось, этому не будет конца. Чтоб
выдержать его напор, приходилось напрягать все силы, и тот, кто вынужден
был ползти по палубе против ветра, в несколько минут доходил до полнейшего
изнеможения. Герман и канаки упрямо делали свое дело - крепили все, что
только возможно было закрепить. Ветер рвал с плеч рубашки и раздирал их в
клочья. Люди двигались так медленно, словно тела их весили много тонн; при
этом они постоянно искали какой-нибудь опоры и не выпускали ее, не
ухватившись сначала за что-нибудь другой рукой. Свободные концы тросов
торчали горизонтально, и ветер, измочалив их, отрывал по клочку и уносил
прочь.
Малхолл тронул за плечо тех, кто был рядом, и указал на берег. Крытые
травой навесы исчезли, а дом Парлея шатался, как пьяный. Ветер дул вдоль
атолла, и поэтому дом был защищен вереницей кокосовых пальм, тянувшейся на
несколько миль. Но громадные валы, перехлестывая через атолл, снова и
снова ударяли в стены, подтачивая и дробя фундамент. Дом уже накренился и
сползал по песчаному склону; он был обречен. Там и тут люди взбирались на
кокосовые пальмы и привязывали себя к дереву. Пальмы не раскачивались на
ветру, но, согнувшись под его напором, уже не разгибались, а только
дрожали, как натянутая стрела. Под ними на песке вскипала белая пена.
Вдоль лагуны перекатывались теперь такие же громадные валы, как и в
открытом море. Им было где разгуляться на протяжении десяти миль от
наветренного края атолла до места стоянки судов, и все шхуны то глубоко
ныряли, накрытые волной, то поднимались чуть ли не отвесно на ее гребне.
"Малахини" стала зарываться носом до самого полубака, а в иные минуты
палубу до поручней заливало водой.
- Пора пустить ваш мотор! - во все горло закричал Гриф, и капитан
Уорфилд, ползком добравшись до механика, стал громко и решительно отдавать
приказания.
Мотор заработал на полный ход вперед, и "Малахини" начала держаться
получше. Правда, она по-прежнему зарывалась носом, но уже не так яростно
рвалась с якорей. Однако и теперь цепи были натянуты до отказа. С помощью
мотора в сорок лошадиных сил удалось лишь немного ослабить их натяжение.
А ветер все крепчал. Маленькой "Нухиве", стоявшей на якоре рядом с
"Малахини", ближе к берегу, приходилось совсем плохо; притом ее мотор до
сих пор не исправили, и капитана не было на борту. Она так часто и так
глубоко зарывалась носом, что всякий раз, как ее захлестывало волной, на
"Малахини" теряли надежду вновь ее увидеть. В три часа дня "Нухиву"
накрыло волной; не успела вода схлынуть с палубы, как вдогонку обрушился
новый вал, и на этот раз "Нухива" уже не вынырнула.
Малхолл вопросительно взглянул на Грифа.
- Проломило люки! - прокричал тот в ответ.
Капитан Уорфилд показал на "Уинифрид" - маленькую шхуну, которая
металась и ныряла по другую сторону от "Малахини", - и что-то закричал в
самое ухо Грифу. До того доносились только смутные обрывки слов, остальное
исчезало в реве урагана.
- Дрянная посудина... Якоря держат... Но как сама не рассыплется!..
Стара, как ноев ковчег.
Часом позже Герман снова показал на "Уинифрид". Резкие рывки,
сотрясавшие шхуну всякий раз, когда якорные цепи удерживали ее на месте,
просто-напросто разнесли ее на куски; вся носовая часть вместе с
фок-мачтой и битенгом исчезла. Шхуна повернулась бортом к волне, скатилась
в провал между двумя валами, постепенно погружаясь передней частью в воду,
- и так, - почти опрокинутую, ее погнало к берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10