В. И. Агарков
Метафизика игры у Николая Кузанского
Традиция исследования феномена игры во всех его измерениях на уровне философской рефлексии начинается еще в античности. Гераклит Эфесский, Платон, Аристотель возвышали игровой принцип до метафизического уровня. Гераклит во фрагменте 52 утверждает: «Вечность есть играющее дитя, которое расставляет шашки: царство (над миром) принадлежит ребенку» [3, с.156]. Данная мысль, как и другие изречения Гераклита, обладает большей глубиной, чем это может показаться на первый взгляд. Сущностная характеристика мира — вечность — отождествляется с игрой, причем игрой детской, то есть спонтанной, наивной и непосредственной. Игра здесь может быть истолкована не только как основополагающая характеристика мира в целом, но, более того, мир принадлежит игре, поскольку «царство (над миром) принадлежит ребенку», однако этот ребенок прежде всего играющий, и тогда именно играющий ребенок является метафорой игрового принципа как метафизической тотальности, и это есть фундаментальная характеристика космоса, мира, бытия.
Сколь сложно однозначно интерпретировать фрагмент 52, показывает А. Маковельский. «По мнению одних, ребенок расставляет шашки, как попало, затем разбрасывает их и снова раскладывает: игра носит капризный, случайный характер. По мнению других, это — игра в войну, подобная современным шахматам, основанная на разумных комбинациях и требующая серьезного размышления… по Т. Гомперцу, в приведенном фрагменте указывается на бессмысленность игры: ребенок строит только для того, чтобы затем разрушить. Пфлейдерер же говорит, что игра в шашки, как игра, основанная на разумных соображениях, постоянно употреблялась в древности в качестве наглядного образа для божественного управления миром… Бернайс и Шустер в образе играющего ребенка пункт сравнения полагают в указании на непрестанное следование образования нового порядка, разрушения мира и нового его созидания. По мнению Целлера… дело в том, что в мире нет ничего постоянного, все непрестанно меняет место… По Тейхмюллеру сравнение указывает на вечную юность мира и на легкость, с которой совершается все мирообразующей игрой. По Дильсу и Нилендеру: «Строй мира должен представляться детскою игрою для всякого, кто не обладает ключом к теории Логоса» [3, с. 156–157].
Мы привели эту небольшую, но содержательную выдержку для того, чтобы показать, насколько богат интерпретациями феномен игры. В истолковании историков древнегреческой философии игра оказывается распределена на «шкале оценок». Полярными противоположностями здесь являются: 1) рациональное начало игровой деятельности («игра, основанная на разумных соображениях»); 2) иррациональное начало игры («игра носит капризный, случайный характер»). Пожалуй, что и в психологии, и в педагогике эта проблема выявления рациональных и иррациональных компонентов игры оказывается одной из кардинальных проблем.
Другой ключевой проблемой в деле понимания структуры и сущности игры является определение игры с точки зрения ее глубинного метафизического измерения. Игра (если не рассматривать ее только как «забаву», «развлечение») — достаточно сложный многоуровневый и многомерный феномен. Поэтому для адекватного познания столь сложного объекта во всей его полноте необходимо рассмотреть составляющие его «проекции», «картины». В свете интервального подхода возможно исследование любого объекта на основе точного детального анализа, без упрощений и чрезмерных обобщений, свойственных универсализму. «Различные картины необходимо представить в виде единой теории. При этом все эти отдельные картины отнюдь не сливаются в каком-то одном обобщенном полотне, а образуют сложно иерархизированную «голографическую» модель, в которой каждый интервал рассмотрения претендует на свою, хотя и ограниченную, но «законченную в себе истину…» [2, с. 271]. Данная методология противостоит любого вида редукционизму. «Интервальный подход неизменно выступает против любых попыток сведения одних интервалов бытия к другим — ни высших к низшим, ни низших к высшим. [2, с. 237].
Исходя из этих методологических принципов, мы должны рассмотреть игру во всех ее интервальных ситуациях, которые даны в культуре. В этом свете весьма интересен феномен игры в ее теологически-метафизическом интервале, каким мы его находим в сочинении Николая Кузанского «Игра в шар» (1463) [4]. Симптоматична сама личность Николая Кузанского (1401–1464), мыслителя раннего Возрождения, соединившего в своем творчестве идеи античной философии и метафизические принципы позднего средневековья. В своей работе «Игра в шар» (анализ этой работы почти не встречается в работах по философии игры) философ рассматривает игру на нескольких уровнях, высшим из которых является метафизический. Предваряя свою теорию игры, он указывает на всеобщность и всепроницаемость игрового принципа, а также на философичность игры как таковой. «Действительно, у разных наук есть инструменты и игры: в арифметике — ритматия, в музыке — монохорд; игры в шахматы тоже не без тайного нравственного смысла. По-моему, ни одна пристойная игра не лишена какой-то поучительности. И наше упражнение с шаром, такое увлекательное, скрывает в себе, думаю, немало философии.» [4, с. 251]. Так, «под поверхностью» любой игры можно обнаружить метафизический смысл, и игра в шар, на первый взгляд достаточно примитивная (по сравнению с такими интеллектуальными играми, какшашки, шахматы, разгадывание кроссвордов и др.), также может открыть пытливому взору метафизические глубины.
1 2 3