Глаз глядел мне в лицо, рассматривал. Он моргал и щурился, словно
добрый близорукий человек. Трудно так просто взять и объяснить свои
ощущения. Я совершенно забыл про то, что лежу на траве в новом костюме, что
ещЕ не зашЕл домой, и чемодан стоит рядом, не думал, как смешно выгляжу со
стороны, а ведь Надька - великая насмешница. Я, не отрываясь смотрел в
самую середину Земли, и мне было удивительно легко и спокойно.
- Господи, да что же это такое? - резкий голос вывел меня из
прострации.
Передо мной с хворостиной в руке стояла тЕтя Клава.
- Я Надьку ищу ужинать, - говорила она, азартно размахивая прутом, - а
здесь он! Откуда ты взялся? Домой глаз не показал, никому ни здрасте, ни
привета, на луг умчал, оглашенный, пиджак мазать!
- ТЕтя Клава!..
- Я знаю, что я тЕтя! На меня кто ни глянет, всякий поймЕт, что я
тЕтя. А ты? Ты ведь, балбес большой, этой егозе дядькой родным приходишься!
А как себя ведЕшь? Я про дурной пример вовсе молчу, моя сама кому угодно
пример покажет. Подумать только, взрослого человека заставила по сырой
земле на брюхе ползать! Погоди у меня, я твою яму засыплю, следа не
останется.
- Ладно, тЕтя Клава, - примирительно сказал я. - Давайте я вам лучше
дрова до дому донести помогу.
- Какие дрова ещЕ выдумал?
- Вот эти, - пояснил я, взяв у неЕ из рук прут. - Ведь это вы
хворост собираете на растопку, да?
- Я тебя сейчас этим хворостом отхожу как следует, не посмотрю, что
инженер, так узнаешь, какая растопка бывает, - проворчала тЕтя Клава очень
сердитым голосом, и мы пошли домой в самом лучшем расположении духа. Надя,
непривычно долго молчавшая, успокоилась относительно бабушкиных намерений и
всю дорогу болтала, держась, однако, на всякий случай, так, чтобы между ней
и розгой всЕ время находился я.

* * *
Это была первая за много месяцев ночь, когда я спал крепко, а
проснулся рано и с хорошим настроением. Справедливости ради следует
заметить, что ещЕ не было случая, чтобы мне плохо спалось на сеновале после
ужина из парного молока с горячими лепЕшками. Но тогда я не думал о парном
молоке. Всему виной, несомненно, была таинственная яма в дальнем уголке
луга.
Я разыскал на чердаке старые брюки и рубаху с заплатами на локтях,
закатал брючины повыше, чтобы не вымочить в росе, и потихоньку ушЕл на луг.
Уходя я слышал, как тЕтя Клава встаЕт и идЕт к корове, стараясь не греметь
подойником, чтобы не разбудить меня.
Солнце только-только проклюнулось на востоке, и полосы тумана
заволновались, забегали прозрачными струями, опускаясь на траву капельками
росы. Трава была высокая, штанины всЕ равно промокли, так что можно было не
обращать на росу внимания и идти прямиком, чувствуя, как постукивают по
ногам головки ромашек.
Минут двадцать я разыскивал вчерашнее место. Наконец, нашЕл, отвалил
камень и заглянул в отверстие. При ярком утреннем свете (солнце уже совсем
поднялось), дыра потеряла почти всю свою таинственность, но когда я,
собравшись с духом, лЕг в росу и, заслонив головой утро, заглянул в самое
сердце Земли, меня снова охватило вчерашнее настроение. ТЕмный глаз качался
и кивал, а воздух был совершенно не таким, как наверху, но всЕ равно
замечательно вкусным.
Я немного пожаловался на свои трудности. Глаз посмотрел на меня
испытующе, и мне стало ясно, что глупости всЕ это, плоды расстроенного
воображения, сам понавешал собак на правых и виноватых, и вообще, Валерка
правду говорил, что всЕ пройдЕт. Уже прошло.
ТЕмный глаз блеснул чуть ярче, задрожал, я вдруг понял, что делать мне
здесь больше нечего, и поднял голову.
В двух шагах от меня стояла Надя и задумчиво вычерчивала ногой узор.
- Я знала, что вы тут будете, - сказала она, - что придЕте
досматривать. ПойдЕмте, а то бабушка вас ищет.
- А ты, что, каждый день сюда ходишь? - спросил я, - оглядывая
свой костюм. Следы преступления были налицо: и штаны, и рубаха
безнадЕжно вымокли.
- Не-а... Ну, зачем каждый день? Каждый день и так хорошо. Туда
глядеть нужно, чтобы разобидеться.
- А зимой как же? Засыплет дырку снегом...
Надя на секунду задумалась, потом тряхнула головой и сказала:
- Я раскопаю. Или весны дождусь. И потом, зима ещЕ когда будет!..
Давайте, лучше домой скорее, а то бабушка сердиться станет.
- Наперегонки? - предложил я, выставив босую ногу.
- Подушку забыла, - сообщила Надя.
- Ничего, ты сена охапочку возьми.
Разумеется, Надя обогнала меня, но зато от сена не осталось и следа.
- У вас пузо крепко сидит, а мне руками надо махать, вот сено и не
держится, - объяснила Надя. - Мы с вами потом перебегаем, чтобы честно.
- Ладно, согласился я.
Уже около дома, когда мы степенно шли по деревне, Надя вдруг
остановилась, приподнялась на цыпочки и доверительно прошептала:
- Дядя Коля, а там в яме, что, гномы сидят волшебные? Поэтому она
такая хитрая? Правда?
- Не знаю. Надо посмотреть.
- Ой, только вы не разрывайте!
- Не буду разрывать, - пообещал я.

* * *
Валерку Петрова я встретил в коридоре института.
- Так, - мрачно сказал он, подойдя вплотную и ткнув мне в грудь
указательным пальцем. - Если тебе кажется, что те девять дней, кои ты
отсутствовал, составляют четыре недели, то ты глубоко заблуждаешься, по
самым оптимистическим подсчЕтам это несколько меньше полутора недель.
- Валера, - сказал я, вложив в его имя всю силу убеждения, какую
сумел в себе отыскать. - Я весьма здоров, бодр и брызжу идеями.
- Интересно было бы посмотреть, чем это ты брызжешь. Как ты думаешь,
батенька, что будет, если мы сейчас возьмЕм и снимем энцефалограмку не с
подопытного студента, а с тебя?
1 2 3