За это ему каждый день выдавалась миска каши из
заквашенного зерна, раз в неделю - горсть сушеного наыса, раз в месяц,
после уборки урожая - чашку вонючей браги, а на третий день мягмара - мясо.
Энжин был на хорошем счету у старейшин, баргэд отзывался о нем с
похвалой, поэтому его никогда не отряжали на охоту в шавар или на разборку
наваленных далайном тварей, откуда так много мужчин не возвращается домой.
Так что, живя в трех оройхонах от берега, Энжин и не видывал далайна. И,
возможно, просуществовал бы всю жизнь, не подозревая о силе, дремлющей в
нем, и лишь иногда мучаясь яркими и страшными сновидениями.
С неумолимым однообразием представлялось ему ночами, что он больше не
человек, а легкий летучий огонь. Энжин не раз видал огонь возле
суурь-тэсэга, ведь трудолюбивые баргэды и храбрые цэрэги питаются горячим,
а горячее можно сделать лишь на огне или на аваре, если он поблизости. Но
огонь, в который обращался Энжин, совсем не походил на пламя горящей
соломы. Он мог перелетать с места на место, согревать разом целый мир, но
мог и ударить палящей струей. Это был бы изумительный сон, несмотря на
боль, которую пылающее тело причиняло Энжину, но едва Энжин отрывался от
земли, чтобы ринуться в полет, как появлялись враги. Порой они даже не
имели облика, но их всегда было много, и стремились они к одному: сбросить
Энжина на землю и погасить. Ночи, протекавшие в поисках спасения или
мучительных, безнадежных битвах были, пожалуй, самыми сильными
впечатлениями в спокойном существовании Энжина.
Палатка, в которой спал Энжин тоже принадлежала Многорукому, а
поскольку места в ней хватало на двоих, то судьба позволила прислужнику
жениться, а вернее, позволила выйти замуж его жене. Как и всюду женщин в
земле старейшин было почти вдвое больше, чем мужчин.
Так же как и муж, Сай каждый день отправлялась на работу, чаще всего
на второй ярус алдан-шавара - собирать и заготавливать наыс. И тоже
ежедневно получала миску каши, а в конце недели - горсть грибов. Только
мяса ей не полагалось, женщинам раз в год на пятый день мягмара выдавали
плод туйвана.
Супруги жили дружно, хотя и делить им было нечего. Каждый выскабливал
свою миску и начисто вылизывал ее. Каждый крошил в кашу грибы или хрустел
ими, запивая водой. Воды Ероол-Гуй позволял пить сколько угодно.
Иногда, проснувшись утром раньше срока, Энжин будил Сай и пытался
пересказать ей привидевшийся кошмар, но Сай испуганно взмахивала руками и,
перебив мужа, твердила:
- Перестань. Не хочу слушать. И ты не вспоминай. Сойдешь с ума - что
будет?
Больше говорить было не о чем. Только охотники могут рассказывать,
какого зверя они поймали сегодня, а какого упустили вчера. Но зато охотники
и не живут долго, и их жены остаются в одноместных палатках изнывать от
бессильной женской тоски и, надрываясь, растить детей, потому что за миску
каши для ребенка надо выработать дополнительную норму.
У Энжина и Сай детей не было. Потому, должно быть, баргэд и отзывался
о них с похвалой: берег образцовую семью.
Иногда разговор начинала Сай, рассказывала что-нибудь о соседях или о
женщинах вместе с которыми она чистила и резала грибы или ткала на ручном
станке тонкую материю из соломенной пряжи. Обычно ее рассказы начинались с
одной и той же фразы:
- Атай совсем с ума сошла, - говорила жена.
- Угу... - отвечал Энжин, занятый починкой прохудившегося башмака.
- Ты только послушай, что она сказала! - горячилась Сай. - Она
сказала, что сбежит отсюда!
- Куда? - Энжин отставил рукоделье в сторону.
- Будто она сама знает... Я ей говорю, что лучше чем дома нигде не
будет. Сбежишь... и что? Станешь бродить по мокрым оройхонам да ждать, пока
до тебя Многорукий дотянется, или цэрэги поймают.
- В новых землях цэрэгов нет, говорят, там мокрые оройхоны полны
бандитов.
- Ну, у нас их тоже хватает. Помнишь, третьего года, что было?..
- Ладно, не надо о плохом.
- Хорошо, хорошо, но Атай-то какова, а?..
Атай была их соседкой. Ей было полторы дюжины лет, а она жила одиноко,
безо всякой надежды выйти замуж, несмотря на свою редкостную красоту. Три
года назад она получила завидное предложение - стать сестрой непорочности.
Сестры непорочности жили в алдан-шаваре и прислуживали самим старейшинам. В
сестры выбирали только самых красивых девушек, и, насколько было известно
Энжину, прежде никто от этой чести не отказывался. Атай была первой. Она
при всех заявила, что хочет не божественного, а простого счастья, и сестрой
непорочности не станет.
В законе ничего не говорилось, как поступать в таком случае, поэтому,
хотя дерзкую не наказали, но и в покое не оставили. На работу со всем
женщинами Атай выходила только если для нее не находилось особо тяжелого и
грязного труда. И, разумеется, никакого счастья она не получила; хоть никто
не запрещал ей выходить замуж, но на всем оройхоне не нашлось желающего
связать судьбу с женщиной, отмеченной клеймом бунтовщика. Атай ходила
высоко подняв голову, казалось, ей нет дела до любопытных и
недоброжелательных взглядов, и Энжин был удивлен, узнав, что и ее жизнь
трет шершавым по открытому сердцу.
В течение двух или трех недель после мягмара, когда все на оройхоне
принималось плодоносить особенно бурно, хозяйство старейшин начинало
лихорадить. Часть женщин отправлялась на мужские работы - на поля, а
остальные, чтобы справиться с бешено растущим наысом, работали
круглосуточно, получая лишь два небольших перерыва для еды и четыре часа на
сон.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24