— Я думаю, — усмехнулся Алексей. — Да-а, сильна девка! А я, дурень, пытался с ней пикироваться…
— А чего ты испугался? — ухмыльнулся селенит. — Кси не умеет читать мысли других людей. Или ты нелюдь? Замаскированный лишевичюс? Или силикарболаудь?
Бэр обиженно засопел, словно и впрямь в нём проснулся медведь:
— С силикарболаудью, Сел, ты угодил в самую точку! Может быть, отныне будешь звать меня «принцессой»?
— Да ладно, ладно, уж и пошутить нельзя. Беру свои слова про силикарболаудь обратно!
— А про лишевичюса?
Луннит подставил раскрытую ладошку. Алексею ничего не оставалось, как звонко хлопнуть по ней своей лапищей.
— Между прочим, — вставая с матраса, сказал Пси, — Юз терпеть не может, когда опаздывают.
3
В пилотской находились только Крайстенсен и Ойц-Зифан. И хотя экран дальномера сиял уже естественными цветами, настроение у Макса, судя по его кислой физиономии, было далеко не праздничным. Да и вообще атмосфера, царившая в рубке, была насквозь пропитана витавшим в воздухе унынием.
— В чём проблема, Макс? — вылез вперёд Алексей, показывая, что его ознакомили с прозвищем Крайстенсена, а, стало быть, он теперь в курсе и всех остальных дел Команды. Собственно говоря, его реплику можно было трактовать как пароль-отзыв, когда на Большой Высоте встречаются два звездолёта: «Я — свой, у меня тайн нет».
Макс не успел ответить, так как в кабину, наклонив голову, стремительно вошёл командир. Следом появилась Кси Эвельсон и остановилась в дверях.
— Закончили со спарками? — спросил генерал. В отличие от марсианина, на его лице не было и намека на печать безысходности.
— Так точно.
— Это хорошо. А у нас тут наметилась заковыка. Присоединяйтесь, сообща покумекаем.
— Заковыка? — встревожился Пси. — Какого рода?
— Кажется, мы нарвались на провал метрики, — буднично сообщил Лях-Козицки, словно это было ничего не стоящей мелочью, но даже новичок среди Патрульных, каким был Бэр, чётко представлял, какая крупная неприятность скрывается за этими внешне непритязательными словами.
Каждому межзвёзднику известно, что Большая Высота — всё то, что окружает звездолёт, когда он с невообразимой скоростью пронзает межзвёздный вакуум — пронизано разного рода излучениями, а также подвержено воздействию электромагнитных, гравитационных, лево— и право-торсионных, стационарно-пылевых, дискретно-капсулирующих и всяких прочих полей. Эти материальные составляющие пустого пространства могут влиять на полёт, но обычно искусства пилота бывает достаточно, чтобы справиться и с искривлённым тяготением «траурных звезд», и со спонтанным распадом тау-кванта на дробные доли, и даже с блуждающим мезонным облаком — грозой старинных анабиозных левиафанов. Но иногда современный космический аппарат в своём стремительном порыве неожиданно зависает между звёздами и ни на микрон не может приблизиться к цели, хотя двигатель продолжает работать в штатном режиме; это может означать только одно — вокруг принялась фонтанировать протяжённость.
И не просто протяжённость, а протяжённость без массы, то есть новорожденное пространство.
Откуда оно берется, никто не знает: то ли провоцируется манёврами звездолёта, то ли порождается самим вакуумом, то ли просачивается из параллельных миров, когда там начинают бушевать неведомые катаклизмы. Но для межзвёздников, которые волей случая оказались застигнуты протяжённостью без массы, нет участи хуже: как ни маневрируй, как ни увеличивай скорость, все равно из провала метрики так просто не выберешься.
Ситуация похожа на бегуна, стартующего по тренажёрной дорожке, только дорожка эта обладает собственной стратегией, которая заключается в том, что скорость её всегда соответствует скорости бегущего спортсмена, но с вектором движения, направленным в противоположную бегу сторону. Как бы ни варьировал свою скорость бегун, он постоянно будет находиться от стен помещения на одном и том же расстоянии. Допустим, был предпринят рывок, чтобы обогнать дорожку хотя бы на время. Но не тут-то было — в тот же миг скорость дорожки тоже увеличится. Причем настолько, насколько ускорился спортсмен. Темп резко сбавлен — дорожка отреагирует адекватно и на этот финт. А стоит бегуну вообще прекратить движение, как тренажёрная лента застынет. Словно задача спортивного инвентаря заключается в том, чтобы бегун, оставался неподвижным относительно всех ориентиров. Но если тренажёр можно выключить или просто сойти с него, то как выбраться из провала метрики, если она порождает новое пространство во всех направлениях, оставляя корабль на одном и том же расстоянии от всех ориентиров Большой Высоты? Одним словом, это трясина. Невидимая, но ощутимая. Провал метрики. А самое противное, что не отгадаешь, когда проклятая протяжённость прекратит фокусничать и вновь станет нерастяжимой, неизменяемой и кусочно-гладкой, чтобы дать звездолёту возможность продолжить рейс.
Большинство межзвёздников верит, что процентов девяносто сгинувших бесследно кораблей угодили в пространственные ловушки. Может быть, кое-кто из них до сих пор коротает время на «кроличьей пробежке», получившей название в честь персонажа мудрой сказки Кэрролла. Правда, существуют и обратные примеры, когда кораблям удавалось успешно выбраться из пространственной трясины.
И вот теперь в провал умудрилась вляпаться Команда.
Весело, ничего не скажешь.
— И надо же было напороться на такую фигню, когда до спутника оставалось не больше семи часов пути, — поскрёб голову Макс. — Не будь её, первый этап миссии был бы уже завершен.
Его досаду можно было понять — «фигня» длится уже семь часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95