Святослав Логинов.
Прийдет весна
Сегодня моя очередь топить печку. Буржуйка стоит в дальнем углу, труба
через комнату тянется, прямо над койками. Нас в одной аудитории двадцать
человек - с тех пор, как командование разрешило сотрудникам жить при
институте, никто домой не ходит. Вся-таки, вместе теплее.
Дров почти нет, бережем каждую щепку, всякий уголек, но вся-таки пол
вокруг печурки в оспинах ожгов. Положили внизу лист железа, но даже он не
помогает. И когда только угли успевают вываливаться?
Сижу я, смотрю на огонь, в голове теснятся разные мысли.: вот,
например, девочки рассказывали, будто в Узбекистане лепешки пекут не на
сковороде, а прямо на печке. Наша буржуйка маленькая, за раз больше одной
лепешки не выйдет, хотя, если тесто на бока налеплять, да на трубу... Нет,
об этом нельзя думать, а то с ума сойти недолго. Лучше о другом... На
Невском вчера снаряд упал, неподалеку от Дома Книги. На черном камне раны
от осколков. А ведь если подумать, то прожженый пол - тоже рана. Побьям
фашистов, жизнь вернятся лучше довоенной, но в каждом доме на полу будет
видно место, где стояла блокадная печь.
Ну вот, опять я о мрачном. Хватит, спать пора, завтра рано вставать,
да и норма дров на сегодня вышла.
* * *
С утра спешим в лабораторию. За окном темень и тишина, только слышно,
как во дворе газогенератор урчит. Ответственные проверяют светомаскировку и
зажигают электричество. Вдоль столов идят начальник лаборатории Роскин,
смотрит, вся ли в порядке. Мы считается мобилизованными, но только
начальнику выдали форму - три шпалы в петлицах. До войны он химию читал,
такой интересный мужчина, совсем молодой, а уже доцент. А теперь взглянуть
не на что - один нос торчит. Роскин всегда с утра появляется, потом он
уходит в исследовательскую лабораторию, в подвал.
Мы тоже считаемся лабораторией, а на самом деле - цех. Производим
запалы для бутылок с зажигательной смесью. Их придумали в нашем институте.
Тогда-то всех нас - студенток Текстильного, мобилизовали для работы в
спецлаборатории.
Работа простая - берешь ампулу, наливаешь на донышко керосина, потом
пипеткой отмеряешь кубик калий-натриевого сплава. У меня по химии всегда
отлично было, но что калий-нитриевый сплав жидкий как ртуть, я не знала.
Тут главное, чтобы руки не дрожали, а то капнешь сплав на стол, а он на
воздухе загорается. В банке-то он под слоем керосина хранится. Потом в
ампулу пять грамм дроби надо добавить, для веса, чтобы запал разбился,
когда бутылку кидают. До войны у папы была двустволка, и он такую дробь в
магазине покупал. Так и называлась: дробь охотничья N5. Теперь ампулу
осталось запаять и положить в коробку.
Справа от меня Люда трудится, с нашего потока девчонка. Лицо у нея
такое, будто она в эту самую минуту тот запал готовит, которым Гитлера
поджигать будут. Старается, подружка, но вся равно от меня отстаят. Это
потому, что я маленькая и пальцы тонкие. Я до института ткачихой работала,
вот и наловчилась нить связывать.
За стеной забухало, задрожали стякла, завыла сирена. Налят. Ну и черт
с ним, никуда я не пойду. Но тут открывается дверь, на пороге появляется
профессор Дмитрий Николаевич Грибоедов. Смотрит на нас и кричит сорванным
голосом:
- Почему на рабочих местах?! Марш в убежище!
Тоже мне, "Горе от ума"! Бросаем работу, спускаемся в бомбоубежище.
Первые два этажа в институте занимает госпиталь. При госпитале пункт
питания, там нас кормят обедом. Выстригают из карточки талон и выдают
ломтик хлеба и полмиски дрожжевого супа. Девочки едят потихоньку и
рассказывают, кто какие вкусности до войны готовил. Уже всеми рецептами
поделились. Ох и знатные из нас выйдут поварихи! Завидую нашим будущим
мужьям.
После обеда всех зовут во двор. Привезли дрот, надо разгружать. Дрот -
это стеклянные трубки в палец толщиной, из них выдувают ампулы. В
лабораторию дрот со всего города свозят, у кого сколько есть. Сейчас
привезли из Университета, у них там хранился запас чуть не с менделеевских
времян. Целый час разгружали, таскали связки в стеклорезную. Значит,
сегодня на час задержимся, потому что запалы нужны и армии, и партизанам.
Вечером во дворе испытывают ампулы. На испытание берятся десяток ампул
из каждой тысячи. Глухая стена телефонной станции, что выходит в наш двор,
вся в ожогах. Девочки считают вспышки. Получается, что сегодня сделали
пятнадцать тысяч. Это немного, а вся из-за того, что бомбяжка помешала.
Завтра надо будет лучше стараться.
* * *
Нынче утром, не успела я горелку зажечь, подходит ко мне Слава
Томилов, пятикурсник.
- Собирайся, - говорит, - пойдяшь вниз, тебя к нам лаборантом
переводят.
Направили меня к Васильеву Борису Борисычу. Тоже наш преподаватель. Он
на меня через очки посмотрел и говорит:
- Я вас помню, вы лабораторные хорошо выполняли. Теперь будете мне
помогать, освоите ректификационную колонну. В Ленинграде кончается
бензин, фронту нужны заменители, прийдется изобретать.
Так я из стеклодувов попала в лаборанты. Начали с сивушных масел - их
много на ликяро-водочном заводе. Борис Борисыч пробует разные
восстановители, а я разгоняю получившиеся смеси. Воняют они
нестерпимо, а горючего не выходит. Прямо хоть плачь. Борис Борисыч
говорит, что наши танки скоро остановятся, потому что горючего нет.
Вся надежда на нас, а у нас никакого сдвига.
Зато по другой теме успех. Лаборатории поручили новый антитфриз
сделать, потому что спирта, из которого антифризы готовят, тоже не хватает.
1 2 3