Он был добрейшим из людей, и мы с ним жили хоть и несколько суматошно, но счастливо. Он работал в разных конторах клерком, получал немного, но у нас всегда было достаточно еды и пристойной одежды.
И вот оказывается, что есть люди, ненавидящие его. Я решила тогда, что не желаю иметь с ними ничего общего, и после этого мои благодарственные письма бабушке стали такими короткими, что это граничило с грубостью.
Очень скоро мое любопытство по ее поводу угасло. Странно, но тогда мне не приходило в голову, что мне следовало узнать и о своей матери. Мой отец никогда о ней не рассказывал. Может быть, ждал, когда я сама спрошу? Только много позднее я поняла, что мы с ним заключили негласный договор молчания. Не вспоминать – значило не переживать и не мучиться.
После его смерти мне пришлось разобраться с его вещами. У меня появилось странное ощущение, что кто-то уже занимался этим, причем совсем недавно. Возможно, отец, зная, что умирает, сам привел свои дела в порядок. Все фотографии были аккуратно разложены по альбомам, но среди них я нашла лишь одну, относящуюся к первым семи годам моей жизни. Я ее сохранила.
Моя бабушка никогда не присылала мне рождественских поздравительных открыток. Рождество – семейный праздник, а я скоро поняла, что она и мы с отцом не были одной семьей. Когда мне исполнилось двадцать два года, я не получила от бабушки ни открытки, ни подарка. Вскоре пришло письмо от ее поверенных, и я поняла, что в мой день рождения она, верно, была уже мертва и похоронена…
Мистер Симпсон внимательно смотрел на меня.
– У вас нет вопросов, мисс Лайлл? Может быть, вы хотите мне что-нибудь сказать?
– Да… Есть пункт в завещании… Мистер Симпсон, о каких именно других наследниках моей бабушки идет речь?
Старый поверенный сдвинул брови ивздохнул.
– Миссис Дирдре Темплтон и ее дочь Сара, разумеется.
– Темплтон? Но ведь это значит…
– Да, они родственники вашей бабушки. Когда ваша мать… гм… умерла, у вашей бабушки миссис Франсис Темплтон, по своей линии родственников, кроме вас, не осталось. Видно, она решила, что Дюн-Хаус должен перейти семье Темплтон, если вы от него откажетесь.
«Полагаю, Дэвид и Элен унаследуют Дюн-Хаус. Это несправедливо! Ведь там всегда жил кто-то из Темплтонов…»
Голос прозвучал как бы ниоткуда, и я внимательно посмотрела на мистера Симпсона, но он продолжал говорить, как будто ничего не слышал. Верно, показалось, но времени на раздумья о том, чем это было вызвано, не было, поскольку мистер Симпсон продолжал задавать мне вопросы.
– Вы ведь наверняка встречались с ними, когда были ребенком. Они некоторое время жили в Дюн-Хаусе, разве вы не помните?
– Я… – Снова начала болеть голова. В комнате было душно, я задыхалась.
– Вы хорошо себя чувствуете, мисс Лайлл?
– Немного утомлена… Я утром рано встала…
– Дорогая, простите мне мою невнимательность. Я должен был предложить вам что-нибудь.
– Нет-нет, все в порядке.
– Но я настаиваю. По меньшей мере, выпейте чашку чаю.
Он позвонил секретарше и велел принести чай и печенье. Секретарша быстро вернулась с подносом, но, пока он разливал чай в тонкие чашки китайского фарфора с цветочным рисунком и добавлял туда молоко, то, видно, забыл, что я не ответила на его вопрос.
– Если хотите, вы можете переехать в Дюн-Хаус немедленно. – Он улыбнулся поверх своей чашки. – Вступите во владение.
Я приняла решение, по крайней мере – частичное.
– Мистер Симпсон, я, пожалуй, поеду туда сегодня. Ведь еще не поздно?
– Конечно. Вам следует сесть на автобус, а потом пересесть на другой. Ехать туда чуть больше часа. Я напишу вам адрес и нарисую карту, но прежде хотел бы кое-что пояснить. И убедиться, что вы четкоуяснили условия завещания…
Я была богата. Когда мистер Симпсон закончил свои комментарии, мне стало ясно, что моя жизнь никогда уже не будет такой, как прежде. Часть земли я могла продать, если захочу. Более того, один местный бизнесмен, некто Пол Митчелл, уже проявлял к этой сделке повышенный интерес. Но чтобы вступить в права наследования, я должна была согласиться сохранить Дюн-Хаус.
ГЛАВА 2
Когда я вышла из кафе, предвечернее солнце ярко светило меж редких туч, но все его тепло как бы испарялось, и я осознала, насколько холодными могут быть дни в конце лета на северо-востоке Англии. Восточный ветер – может, из самой Арктики! – посылал на берег волны с белыми гребешками. Над морем с пронзительными криками носились чайки. Я поежилась. Насколько я могла припомнить, я всегда не любила крика этих птиц.
Стоянка такси находилась в конце квартала, рядом с небольшим продовольственным магазином, который еще не закрылся. Полосатый бело-зеленый навес, с которого капала вода, прикрывал лотки с фруктами и овощами, выставленные прямо на тротуаре.
Тут были яблоки, апельсины, чищеная морковь, темно-зеленая капуста, а также блестящие фиолетовые баклажаны и ярко-красный сладкий перец. Я заколебалась.
Через открытую дверь можно было заглянуть в эту своего рода пещеру Аладдина: богатый выбор продуктов, а в углу свет отражался от бутылок, ряды которых поднимались до самого потолка. Остро пахло экзотическими специями. Я вдруг сообразила, что, если собираюсь остаться на какое-то время в Дюн-Хаусе, мне следует запастись продуктами.
Я вошла и за прилавком увидела настоящего принца в джинсах и бледно-голубой футболке. Он был прекрасен, этот юноша-азиат с тонкими чертами лица. У него уже начали пробиваться усики, а голос, каким он меня приветствовал, был уверенным и вежливым, причем с явным нортамберлендским акцентом.
Я купила самое необходимое – чай, кофе, молоко, хлеб, а также кое-что вовсе необязательное – шоколадное печенье и бутылку вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69