Уехали они только после того, как Рабинович подписал, ругаясь, какие-то неведомые бумаги.
К тому же во всем городке погасло электричество. Очевидно, пожар задел проводку.
Мокрые, дрожащие от холода и совершенно очумевшие от всех событий, сидели Сашка и Доктор на террасе в полной тьме и полном одиночестве.
Они давно уже обсудили причины пожара и пришли к выводу, что, конечно, пиротехнические увеселения близнеца Тихона тут ни при чем, скорее всего, виновата сухая трава и один из окурков Рабиновича, которые он отщелкивает по дурости в овраг. Но заплатит за пожар, конечно же, близнец Мироша. Он за все, сука, заплатит...
Тьма, всеобъемлющая тьма сожрала городок. Доктор и Рабинович едва различали друг друга.
И в этой глухой клубящейся тьме, сверху справа, где должен был нависать Танькин балкон, мерно закачалось мерцающее нечто, нежно-перламутровые семядоли... Рабиновичу сначала показалось, что это одна из дымовых пиротехнических фигур, все еще всплывающих со дна обгоревшего оврага.
Он пихнул Доктора локтем в бок.
- Что там... в углу, - прошептал он, - колышется?..
Доктор поднял голову, сощурился.
- По-моему, задница, - меланхолично проговорил он. Зрение у него было лучше, чем у Рабиновича. - Ага... Это она вышла пожар тушить, что ли... с балкона... Не разберу... полотенечком, кажется, машет...
Танька Голая и вправду вышла принять участие в борьбе с пожаром. Просто, когда все боролись, она нежилась в горячей ванне. А как вылезла из ванной да унюхала гарь, так и выскочила на балкон и давай полотенцем дым гонять. Дура. Наделала сегодня делов.
- Рабинович, - в бешенстве процедил Доктор, - ну-ка, дай по жопе этой... Маугли!
Но у Сашки просто сил не было двигаться, а тем более в кромешной тьме подниматься на ощупь в Танькину квартиру. Поэтому он набрал воздух в легкие и гаркнул во всю мочь:
- А ну, брысь отсюда!! Пошшшла спать, дура!!
Так гоняют приблудных кошек с дачной веранды.
И Танька метнулась испуганно, как кошка, и исчезла. Хлопнула дверью, повернула ключ. С ней никогда никто так не обращался. Впервые в своей жизни она оскорбилась по-настоящему.
- Завтра извинюсь, - пробормотал Рабинович, - скажу, пьяный был... Ой, Доктор, как холодно, холодно и страшно... Это мне все в наказание... Нельзя было затевать свистопляску с партией во Дни трепета... Потому что сказано... - Он попытался вспомнить, что именно и где сказано, но не вспомнил и махнул рукой... - Ты только не уходи, не бросай меня, Доктор... Четвертый час... Посидим до рассвета, а?
Он принес из прихожей два ватных узбекских халата, для себя и для Доктора.
- Вот, - сказал он, - ставил в Душанбе "Чайку"... В Душанбе - рай, старик, знаешь... все плов едят, чай пьют, водку из глиняных чайников... Вот скажи - кому и зачем в Душанбе нужна "Чайка", а?
- Чехов, - ответил Доктор вразумительно. - Антон Павлович... Львы, орлы и куропатки... тоже великая фраза... Слушай, у нас выпить ничего не осталось? Мы здесь дубаря дадим в такой холод. Верь мне, я доктор.
Рабинович поплелся шарить на кухне и принес почти целую бутылку водки "Кеглевич" и непочатую бутыль шотландского виски.
- О! Что положительного в миллионере было, так это что выпивки много привез. Ты ж понимаешь, мой бюджет от всего этого безобразия треснул бы по швам.
- Принес, принес, наш милый Дед Мороз!
Они разлили водку и, поправляя друг друга грозящим пальцем, дружно исполнили безобидный стишок из студенческой молодости. Сначала хором, потом разделились на голоса:
- Здравствуй, дедушка Мороз - борода из ваты! Ты подарки нам принес, пидорас лохматый?
- Я подарки не принес, - пробубнил Рабинович виноватым басом, - денег не хватило.
На что Доктор резонным тенорком заметил:
- Что же ты сюда приполз, ватное мудило?
Чокнулись и выпили. Потом они выпили еще и еще...
Похолодало. Едкий дым от пожара улегся, сполз в овраг. Со стороны Иерихона подул ветер, и небо минут за пятнадцать очистилось, поднялось, вздыбилось, вывернуло весь запас искристых звезд, развесило над центром мира Большую Медведицу со всеми причиндалами.
И только на окраине, ведомая ровным ветром, под пастушьим присмотром огромной тяжелой луны тянулась к Иерусалиму рваная бледно-серая цепочка туч. На черном небе - звонких и холодных, как хрустальный архипелаг.
Этой горней высокопарной долине, этой вечной драме и вечной небесной игре внимали, словно впервые, мрачные холмы Иудейской пустыни - безрадостный приют Адама, изгнанного Всеблагим сюда из райских кущ.
- Доктор... - тихо проговорил Рабинович, - а ведь мы с тобой сидим где?
- Где? - строго глядя на него, спросил Доктор.
- В центре Мира... Просто: в центре Мира.
- А я жил уже на проспекте Мира.
- Доктор, ты пьян. Не воспринимаешь...
- Рабинович, можно я пойду спать?
- Нет, нет, прошу тебя! Мне страшно! Я... у меня огромное количество грехов, Доктор.
- А ты иди баиньки... утром встанешь, и все пройдет...
- Нельзя, Доктор! Сегодня последняя Ночь трепета...
- Да? А я думал, что сегодня - ночь бардака и кошмара.
- Я за все плачу... за все в жизни я плачу... Послушай: если б я был другим человеком...
- Не Рабиновичем?
- Да нет, слушай... если б я был отчаянным рисковым мужиком... Настоящим авантюрным мужиком... я знал бы, чем заняться...
- Брось, старик, брось! Ты... поставил "Чайку" в Душанбе! Львы, орлы и куропатки... Это нужно людям...
- Есть неплохой бизнес, но он...
- Что - он?
- Он плохо пахнет...
- В каком смысле?
- Буквальном...
Доктор плотнее запахнулся в ватный узбекский халат, перекинул ногу на ногу.
- Междунар-родный ассенизационный проект? Под эгидой Ангел-Раи?..
- Да нет, нет...
- И Папа Римский... подбросит... и благословит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104