Вокруг стада бегали рыжие пастушьи собаки. В чистом и глубоком утреннем воздухе слабыми толчками разносился по округе их лай.
Рабинович затянулся напоследок, отщелкнул окурок в овраг и зашел в дом.
В столовой на диване сидела и глядела в телевизор его тринадцатилетняя дочь Туся, по-здешнему Тамар. Она была одета как все ученицы религиозных школ: в строгую блузку с длинными рукавами и темную длинную юбку.
- Ты почему в школу не идешь? - спросил отец умеренно грозно.
Тамар не отвечала. Она смотрела в телевизор, но не видела ничего. Вчера на тусовке учениц седьмых классов школы среди прочих жгучих тем обсуждалось явление поллюций у мужчин. На дворовом иврите это называлось "шпих". Поэтому со вчерашнего дня, игнорируя все остальные заботы, Тамар обдумывала всю многозначность, весь глубинный смысл ослепившей ее новости, без конца повторяя про себя это фонтанное, салютное, тугой струей стреляющее слово "шпих"! "шпих"!! "шпих", черт побери!!
Рабинович вспомнил любимое присловье Людмилы Прокофьевны, хозяйки дачи, которую они десятилетиями снимали в Барвихе: "А касаемо детей - так это как себя поставишь..."
Поставишь, вздохнул Рабинович. Ты себя ставишь, ставишь, а они тебя роняют...
И он зашел в кухню. Сегодня надо было еще замариновать в белом вине мясо для шашлыков и куриные крылышки.
* * *
В белых шортах и белой майке, в плетеных сандалиях на босу ногу, загорелый и веселый, Доктор через кухню вышел на террасу и, увидев писательницу N., торжественным тоном произнес:
- "Гости съезжались на дачу..." Вот магия великих фраз! - продолжал он. - А почему, собственно, великих? Что, собственно, такого значительного заключено в этих четырех словах? Ничего. Гости. Съезжались. И куда - не в палаццо какой-нибудь, не в замок, наконец, не в поместье графини Потоцкой, а на дачу, эка невидаль! "Все смешалось в доме Облонских". Да просто мы эти фразы десятилетиями повторяем, а до нас их десятилетиями повторяли наши мамы и бабушки. Притерлось. Отполировалось, как старые штаны на заднице, сверкает и отбрасывает в подсознание солнечные зайчики... Повторяйте все за мной двадцать раз кряду: "А пойду-ка сдам бутылки..." Что? Прислушайтесь - не потяжелела ли эта фраза, не пропиталась ли, как ломоть белого хлеба - в соевом соусе, подливкой дополнительного смысла? А теперь попробуем повторять ее каждое утро, продрав глаза: "А пойду-ка сдам бутылки!"
- Да ведь их здесь не принимают, - заметила писательница N., не отводя взгляда от восходящей к Иерусалиму застывшей гряды холмов.
В пятом часу дня ранней осенью здесь все пропитано медовым, золотым светом и зрелой синью. Но когда ветер нагоняет облака, когда они несутся в сторону Средиземного моря, переваливаясь через Масличную гору, все это волнистое море беспокоится, гонит волну за волной к подножию великой горы прибой вечности застылой.
Интересно, подумала она, что бы отдал Александр Сергеевич Пушкин за немногие минуты созерцания этой картины, которую ежедневно мы видим перед собой шестой уже год?
(Опыт с распространением "Группенкайфа" не принес ей ничего, кроме нескольких хамских звонков: "Машя! Ну, и что вы мне гарантируете, что?! Речь идет об отмывке бабок, так? Я должен подставить свой счет, так?" - И еще два-три звонка в этом роде.
Так тебе и надо. Не суетись, неси гордо, Машя, понимаешь... Если хоть пятая часть этой Великой алии произносит шипящие таким вот образом, бедных аборигенов, с их испуганной неприязнью к "русским", можно понять. Жили тут, не тужили, воевали себе спокойненько, нарабатывали героическую историю страны. Тут вваливаются эти. С шипящими...)
- Как поживает солдат? - спросил Доктор, усаживаясь в соседнее кресло, а ноги пристраивая на круглый пластиковый табурет. - Вижу его каждое утро на остановке. Рожа довольная.
- Спасибо, Доктор. Ты мой спаситель... Солдат раздает противогазы населению... А вот скажи-ка, если человек каждое утро вытаскивает из материного кошелька пять шекелей, несмотря на скандалы, уговоры и прочувствованные беседы с объятиями, это что - клептомания?
- Нет. Это молодость и отсутствие денег. Попробуй выдавать ему каждое утро по десятке.
- Хороший совет, - сказала она, - если б не старость и отсутствие денег. Ты, Доктор, великий психотерапевт. Как продвигается научная работа все уже заполнили твою гениальную анкету "Как разнообразить способы ухода из жизни"?
Доктор рассмеялся, показывая, что оценил, оценил юмор. Вот так - делай людям добро, подумал он, чтобы потом эта злющая, снедаемая комплексами баба изобразила тебя идиотом в каком-нибудь своем трехгрошовом памфлете.
Вышел Сашка, стал устанавливать в стороне мангал на железных ножках.
- А ну-ка, за работу, сачки! - пригласил он. - Вот вам шампуры, вот мясо, вот стальные руки-крылья. Навалитесь дружно. Перемежайте луком, вот так, - он показал, как следует нанизывать мясо на шампур.
- Кстати! - он подмигнул писательнице N. - Поцелуй дядю-благодетеля. Грядут, грядут перемены! Старика Штыкерголда - на пенсию, учительницу музыки - к "Полонезу" Огинского... Готовь визитку: "Редактор литературного еженедельника..." Название поменяем, а? Что это за вялый, ни к чему не зовущий "Полдень"?
Трепач, устало подумала писательница N., но как обаятелен...
- К слову о русской прессе, - вклинился Доктор, продевая голову в фартук жены Рабиновича и завязывая сзади веревочки бантиком, - моя студентка-дочь покупает еженедельно только две газеты: этот самый "Полдень", невинных сотрудников которого вы хотите удушить колготками, и - стыдно сказать - помойную "Интригу". Что в ней привлекает мою рафинированную девочку - никогда не понимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104