..
Витя с извинениями приподнялся, закинул ногу на кардинала и принялся грузно перележать через него, одновременно пытаясь отвлечь его преосвященство (да нет, его святейшество!) от этого малопривлекательного зрелища.
- А ведь там у вас, в Латинском квартале, в одном симпатичном кабачке на улице Лятран превосходно готовят свинину под белым соусом! Мы могли бы с вами недурно пообедать, - как еврей с евреем, - ваше святейшество! Представляю - хо-хо! - что сказала бы на это Зяма...
Вдруг он обнаружил, что продолжает держать в руке телефонную трубку.
- Витя! Ау! - послышался оттуда голос Зямы. - Ты спишь или спятил?
- Да! - воскликнул он заполошно, просыпаясь. Он сидел на кровати в полном одиночестве, если не считать старушки Лузы, свернувшейся там, где только что лежал в пыльной папской тиаре кардинал Франции, настоятель собора Парижской Богоматери, его преосвященство монсеньор Жан-Мари Люстижье.
- Зяма? Который час? - испуганно спросил он. - Что? Ты откуда?
- Я из офиса. Восемь. Ты заболел?
- Я проспал... - простонал он. - Ты... ты не представляешь, что вчера было... Как плевался и визжал старый мудак... Из-за этой статьи, "Кардинал Арончик"... Как я понял, его вызывали в разные малоприятные инстанции и имели как хотели... Соберись с мужеством, Зяма... По-видимому, мы уволены...
- Ничего, рассосется, - сказала она спокойно, хотя уж Витя-то знал цену этому ее спокойствию. - Встань, умойся, надень штаны и приезжай.
Витя повесил трубку, еще мгновение посидел, с тоской и подавленным ужасом вспоминая картины вчерашней истерики господина Штыкерголда...
Потом поднялся и побрел в туалет.
глава 26
- Добрый день, дорогие радиослушатели. Радиостанция "Русский голос" продолжает свои передачи. С обзором последних новостей вас познакомит Вергилий Бар-Йона.
- "На холмах Грузии стаит начная мгла", как точна заметил великий классик Пушкин, - бодро вступил Вергилий. - А у нас на холмах Иудеи и Самарии стаят паселенцы. Ачередная драма разыгралась сегодня на халме Ай, где жители близлежащего паселения Неве-Эфраим устроили деманстрацию пратеста против требавания арабских жителей Рамаллы, также предъявляющих права на вышеназванный холм... В результате патасовки палиция вынуждена была прибегнуть к усмиряющим мерам. Как справедлива заметила еще одна классик поэзии:
"Вижу опраметь копий!
Слышу: рокот кравей!
То Саул за Давидом:
смуглой смертью сваей!"
Сема Бампер ждал, когда освободится студия. Через пять минут он должен был начинать литературную передачу "Отзовитесь, ветераны!". Сема курил и молча слушал словесную иноходь Вергилия.
- Семнадцатый круг Дантова "Ада", - пробормотал он.
- А? - спросил Нимцович, дежурный звукооператор.
- Знаешь, старик, кем я был в прошлой жизни? - задумчиво улыбаясь, спросил его Бампер.
- Ну?
- Угадай! - тихо ликуя, предложил Сема.
- Короче.
- Леонардо да Винчи!!
Нимцович поднял глаза от пульта, вздохнул и сказал устало:
- В прошлой жизни ты был эрдельтерьером в небогатой семье.
* * *
Фима, инспектор транспортной полиции, дремал в кресле перед телевизором. Время от времени он спохватывался от сна и поднимал с ковра сползавшую с его колен газету "Полдень". Надо было почистить зубы, принять душ, раздеться и лечь - ряд действий, цепочка мышечных усилий - и немалых усилий! - после тяжелого дня.
А день был таков: они спихивали поселенцев с занятого теми пустынного холма. Что значит - занятого? Те разбили две палатки, воткнули в землю израильский флаг и расселись вокруг. Пришли как на пикник - женщины, дети, коляски... Ну-с, и полиция, конная наша полиция. Мама, смотри, лошадка!..
Их раввин, молодой рыжебородый парень, размахивал какими-то бумагами вроде, по планам земельного Управления, этот холм относится к их поселению. Чудак, при чем тут бумаги...
Вначале, когда полиция только прибыла на место, когда страсти еще не накалились, этот парень - по виду не скажешь, что раввин, обыкновенный поселенец в вязаной сине-белой кипе, отошел с Фимой покурить. Как думаешь, спросил он, что будет? Фима пожал плечами. Я понимаю, сказал тот, при чем тут вы, вы на службе...
Потом он стал рассказывать про этот холм, за который они, как сумасшедшие, цеплялись. Оказывается, именно здесь в древности был город Ай. И уже лет шесть какие-то археологи-американцы свой кровный отпуск тратят на раскопки. Живут в "караване", и поселенцы их кормят, лишь бы копали. Каждый год ждут, как возлюбленных, - приедут, не приедут? Кроме фундамента нескольких домов и древнейшей синагоги они раскопали микву с мозаичным полом, маслодавильню с каменным резервуаром и стоком для оливкового масла и огромным, тяжелым жерновом.
Вот, смотри, говорил рыжий раввин, арабы ночью пробрались сюда и раскололи жернов. Наверное, это было трудно сделать, но они не пожалели сил. Унести не смогли. Но если отдать им этот холм, они превратят в крошево все памятники нашей истории, которые мешают им доказывать, что нас здесь никогда не было... Послушай, говорил он, вот ты разумный человек, скажи - как можно назвать людей, плюющих на свою великую историю? Ведь все это - он повел рукой в сторону холма - наше национальное достояние...
Так они стояли и курили, и Фима тоскливо думал, что этим ребятам ничего не поможет.
Фима симпатизировал поселенцам и не считал нужным это скрывать, даже в беседах с начальством. А чего там скрывать - он тоже, как ни крути, поселенец. В конце концов, их сахарный городок на двадцать тысяч жителей, град Китеж Иудейской пустыни, сон, мираж из бело-розовой пастилы, пальмово-сосновый сон, - всего лишь тринадцать лет назад был таким же лысым холмом, с такими же двумя палатками, в которых ночевали по очереди несколько вот таких безумцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104