В этом двойном вращении его тоски, одновременно - внутри автобуса и меж городами, она усматривала сходство со своей тоской, мятущейся внутри страны и - вместе со всем народом - внутри Вселенной.
На спине водителя валялся мятый фланелевый капюшон. Зяма представила, как в дождь, выбегая из автобуса в диспетчерскую, он набрасывает его на голову - детский капюшон на этой полуседой курчавой голове марокканского быка. А на ногах у него должны быть старые кроссовки... Вот что пугало ее: домашность всей это страны и ее населения.
Все ее жители относились к стране как к своей квартире, и так одевались, и так жили, не снимая домашних тапочек, и так передвигались по ней, и так ссорились, - незаметно, небрежно и смертно привязаны к домашним, - совершенно не вынося друг друга и взрываясь, когда чужой посмеет плохо отозваться о ком-то из родни... Они так и убегали из нее, как сбегают из дома - до конца дней не в силах окончательно вырвать его из себя.
Автобус вырулил на мост Ла Гардиа и остановился. Здесь всегда выходили солдаты. И ее мимолетный сосед, суровый горский мальчик, и девочка, всю дорогу проспавшая в немыслимой позе на своем вещмешке, и двое летчиков, и шустрые, наглые "Голани" - вытаскивали баулы из багажника.
Зяма смотрела в окно на русского. Ему очень шла форма летных частей, вообще он был крупный, хорошо сложенный, скованный и неяркий человек - среди этих черноглазых, развинченных в движениях уроженцев Средиземноморского побережья.
Ну что ж, подумала она, мы ведь тоже повоевали за их землю. И ужаснулась - за чью за "их"? Все смешалось, все перевернулось, Господи...
Наконец причалили к перрону шестого этажа новой автостанции. Водитель потянулся, заломив руки над головой, крякнул и стал ждать, когда пассажиры выйдут.
Мустафа уже выскользнул и пошел нырять в разбегающейся по эскалаторам толпе.
Зяма вышла последней. Она всегда выходила последней и всегда говорила водителю "спасибо". Для нее это была примета, условие удачного дня, талисман.
Выходя, она косила взгляд вниз, на его ноги. Да: старые кроссовки без шнурков... Нас всех когда-нибудь тут перебьют, в который раз подумала она в бессильной ярости, - в этой открытой всем ветрам трехкомнатной стране, в этих наших домашних тапочках...
глава 2
Вот многие считают: рухнула империя, поэтому и повалили, покатились, посыпались из нее потроха - людское месиво.
Распространенное заблуждение - подмена следствием причины.
А может, для того и полетели подпорки у очередной великой империи, чтобы пригнать Божье стадо на этот клочок извечного его пастбища, согласно не сегодня - ох, не сегодня! - составленному плану? Еврейский Бог - не барабашка: читайте Пророков. Медленно и внимательно читайте Пророков...
С чем сравнить этот вал? С селевыми потоками, несущими гигантские валуны, смывающими пласты почвы с деревьями и домами?
Или с неким космическим взрывом, в результате которого, клубясь и булькая в кипящей плазме, зарождается новая Вселенная?
Или просто - неудержимо пошла порода, в которой и самородки попадались, да и немало?..
Как бы то ни было, все это обрушилось на небольшой, но крепкий клочок земли, грохнулось об него с неимоверным шумом и треском; кто расшибся вдребезги, кого - рикошетом - отбросило за океан. Большинство же было таких, кто, почесывая ушибы и синяки, похныкал, потоптался, рассеялся потихоньку, огляделся... да и зажил себе, курилка...
* * *
ДЦРД - Духовный центр русской диаспоры - посещали люди не только духовные. Завхоз Шура, к примеру, утверждал, что не было в Духовном центре такой вещи, которую не сперли бы многократно.
Каждые три дня крали дверной крючок в туалете. Крючок. При этом оставляя на косяке железную скобу, на которую этот крючок накидывается.
Примерно раз в пять дней выкручивали лампочку над лестницей, ведущей на второй этаж. Это можно было осуществить только с риском для жизни, сильно перегнувшись через перила второго этажа и чтобы кто-нибудь держал за ноги, иначе можно разбиться к лебедям.
(Тут необходимо добавить, что в супермаркете лампочка стоит два шекеля восемьдесят агорот...)
Существование бара в одном из закутков ДЦРД расцвету духовности тоже не способствовало. И хотя содержала его милая женщина с усталой, извиняющейся за все улыбкой - бывшая пианистка из Тбилиси и, дай Бог не соврать, чуть ли не лауреат какого-то конкурса, - именно ее земляки, с особой охотой посещавшие бар Духовного центра, придавали этому заведению необратимо закусочно-грузинский оттенок. Среди всех выделялся некто Буйвол - чудовищной массой, волосатостью и грубостью. Он заказывал обычно лобио, хачапури и сациви, поглощая все это в неопрятном одиночестве, чавкая, сопя и закатывая глаза в пароксизме гастрономического наслаждения. Окликнет его кто-нибудь в шутку:
- Буйвол, ты что - похудел?
Он испуганно воскликнет:
- Ты что, не дай Бог!
По средам вечером гуляли тут журналисты, коллектив ведущей русской газеты "Регион", - отмечали завершение и отправку в типографию очередного еженедельного выпуска. А были среди журналистов "Региона" люди блестящие умницы, эрудиты, отчаянные пройдохи и храбрецы, в советском прошлом - все сплошь сидельцы: кто за права человека, кто за угон самолета, кто за свободу вероисповеданий.
Был в Духовном центре и зал со сценой, добротный зал мест на четыреста, и косяком пер сюда гастролер, неудержимо, как рыба на нерест.
Известные, малоизвестные, не столь известные, а также знаменитые российские актеры и эстрадные певцы, барды, чтецы и мимы, оптом и в розницу, то сбиваясь в стаи, то оставляя подельников далеко позади, безусловно, поддерживали высокий накал духовности русской диаспоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104